Варвара тоже ушла спать, а Говоров засиделся в саду, в беседке. Он дремал, хотя на коленях у него лежала газета. Невозможно ведь читать в темноте, хотя луна и сияет так радостно, как будто разделяет Тасино счастье.
В доме воцарилась тишина, и Тася решилась наконец выйти в сад и приблизиться к Михаилу.
– Михаил Иванович…
Он не отозвался – крепко уснул! Тогда она осмелилась наклониться поближе и ласково выдохнула:
– Миша!
Говоров вздрогнул, открыл глаза, посмотрел недоверчиво, как будто Тася ему снилась и вот-вот исчезнет, но тут же тряхнул головой, просыпаясь окончательно:
– Ох, Тасенька!
И смутился, отвел взгляд, начал складывать газету.
– Михаил Иванович, я там чай приготовила, в кабинете, – забормотала Тася. – Маргарита Васильевна сказала, что ужинать не будет, и уехала.
Говоров опустил глаза. Тася приметлива… наверное, уже поняла, какие у них тягостные отношения с Маргаритой. Ему стало стыдно и за себя, и за жену, хотя она-то при чем? Она такая, какая есть. Она обыкновенная. Просто Тася другая… Да и то, очень может быть, лишь для него, для Михаила Ивановича Говорова.
– Может, вам чай сюда принести? – спросила Тася, и ему стало больно оттого, что она говорит ему «вы», и радостно, что заботится… Он любил пить чай в саду, в беседке, но раньше всегда приходилось просить, чтобы чай сюда подали, а Тася предлагает сама.
Но сейчас ему не нужен был чай.
Маргарита уехала в город. Значит, переночует в квартире…
– Да нет, спасибо, – сказал Говоров, улыбаясь Тасе. – Только что так официально?
Она пожала плечами, опустила глаза, но улыбку, которая так и сияла на лице, спрятать было невозможно.
– А ты чего улыбаешься? – спросил Говоров, сам расплываясь в счастливой улыбке.
Тася рядом! Тасенька! Да неужели, неужели это возможно?!
– День хороший очень, – доверчиво сказала Тася. – Радостный. Поделиться хочется, а не с кем.
– А со мной – можно? – с надеждой спросил Говоров.
Тася присела рядом:
– У нас очень хорошая дочка. Такая ласковая, добрая девочка. Спасибо тебе, Миша, это такое счастье…
«У нас очень хорошая дочка… У нас, у нас… У нас!»
У Говорова подступил комок к горлу. Вскочил, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки:
– Да, Тасенька… Вот!
Снял с шеи крестик – ее крестик, который когда-то передали ему в детдоме. Говоров не мог надеть его на Лилю и сам носить не мог. Заметил бы кто – недалеко и до исключения из партии. А увидела бы Маргарита – жестоко обсмеяла бы, так жестоко и колко, как она умела. Ведь Говоров никому не мог объяснить, чей это крестик!
Хранил бережно, тайно, чтобы никто не нашел даже случайно.