А Маргарита что говорила мужу?!
– Вот, Егорыч, – сообщил между тем Говоров, – у нас новый человек. Знакомьтесь.
Егорыч выдавил что-то нечленораздельное.
– Это наша новая кухарка, – сообщила Маргарита, искренне веселясь при виде его изумленного лица. – Угу…
С языка так и рвалось: «Ужас какой-то, правда, Егорыч?» – но, конечно, она ничего такого себе не позволила, а только милостиво кивнула прислуге:
– Спасибо, вы свободны.
Егорыч проводил Тасю ошалелым взглядом.
«Ха, а уж не влюбился ли он в эту серую мышь? – подумала Маргарита. – Вот смех! Да еще с первого взгляда! Вон, Говоров окликает его, а тот и не слышит, вслед Таське пялится! А что, чем плохая пара – кухарка и шофер? Вроде как свинарка и пастух!»
Маргарита едва сдержала хохот.
– Егорыч! – снова позвал Говоров.
Водитель растерянно оглянулся.
– Ты как, с дороги не устал? А то мне в город надо, – сказал Говоров.
– Э-э… – протянул Егорыч – и наконец очнулся: – Так считайте, я уже в машине, Михаил Иванович!
И ринулся в дверь.
– Ага, – одобрительно отозвался Говоров. – Все правильно понял.
– А я вот не поняла! – Маргарита встала в дверях, загораживая мужу путь. – Куда это ты на ночь глядя?
– Производственная необходимость, – пожал плечами Михаил. – Кстати, в Суворовское я позвонил, у Коти все в порядке.
Маргарита радостно улыбнулась. И все же ей было сейчас мало даже известия о сыне.
Говоров положил ей руку на плечо, смотрит в глаза… Сейчас обнимет наконец!
– Ну… – неопределенно промямлил муж, и Маргарита поняла, что он всего-навсего хочет сдвинуть ее с дороги.
Снова как стул!
Но она не сдавалась:
– А поцеловать?
Михаил легонько коснулся ее шелковой щеки.
Ну и что?! Покойников и то горячей целуют!
Маргарита отошла.
Конечно, мужу было неловко. Уже вышел было, но вернулся, промямлил:
– Да… Платье действительно хорошее… – и ринулся прочь.
– Спасибо! – крикнула Маргарита. И пробурчала себе под нос: – Еле выпросила!
Настроение было – хоть на помойку его неси вместе с новым платьем!
Да и шляпу туда же!
* * *
«Победа» пробиралась к городу по темной дороге. Говоров на заднем сиденье отводил душу. Та самая мятая-битая фронтовая фляжка по-прежнему была ему верным товарищем. Правда, спирт в ней давно сменился коньяком, да какая разница? Главное, что помогает, – особенно в такие деньки, как эти. Сердце так и скачет: и счастлив, что Тася рядом, и обижен, что отталкивает его, а жену жалко, и смотреть на нее тошно, и себя жаль, так запутавшегося… И неловко перед Егорычем, чертовски неловко!
А он молчит, только глазами в зеркало заднего вида зыркает, но вот сейчас как бросит гранату в своего товарища подполковника! И будет прав, между прочим. Совершенно прав…