– Как же я люблю тебя, Таська! – вздохнул он счастливо. – Кажется, всю жизнь любил. Сто лет… и три месяца!
– Миша, а помнишь, как ты стучался ко мне в дверь? – спросила Тася, лежа головой на его животе. Разлохмаченные кудри мягко светились в полумраке. – Я тогда из последних сил держалась. Губу прокусила до крови, чтобы не крикнуть: «Люблю тебя!»
Михаил крепче прижал ее к себе:
– А я-то думал, только мне одному тошно!
Она безотчетно гладила его руку.
– Хорошо, что ты вернулась, – тихо сказал Михаил. – Ослушалась меня…
Оба тихо засмеялись.
Какое это было счастье… И как не хотелось выходить из этого счастливого мира на студеный ветер той, другой, такой страшной жизни!
Говоров покосился на часы, стараясь сделать это незаметно, однако Тася тут же приподнялась:
– Рано еще.
– Я не ухожу. Не ухожу…
Она глубоко вздохнула.
– Тася, – попросил Говоров, – ты Люльке пока не говори, что Маргарита не ее родная мать. Мала еще, не поймет. Да и к Ритке она привязалась, как это ни странно.
– Знаешь, мне иногда так хочется крикнуть ей: «Доченька!» – пробормотала Тася. – Но я себя останавливаю. В самом деле – кто я? Кухарка! Может, Варвара права – мне надо учиться, чтобы кем-то стать, чтоб ей не было за меня стыдно.
– Ну что ты? – рассердился Михаил. – Почему ты думаешь, что Люльке будет за тебя стыдно?! А потом, я тебя теперь никуда не отпущу! Хотя…
Зарылся лицом в ее волосы, вспоминая, что жизни ему всего-то осталось до шести утра…
Резко сел:
– Тася! Ты вот что… ты замуж выходи!
Она посмотрела как на сумасшедшего и ожесточенно замотала головой.
– Нет, ты послушай, послушай! – обнимал ее Михаил. – Выходи замуж. Лилька пусть повзрослеет чуть-чуть. Выберешь подходящий момент – ну, не знаю, шестнадцать, восемнадцать лет, – расскажешь ей все о нас!
Тася посмотрела на него и поняла: он просит ее об этом потому, что его в этом непредставимом времени, когда дочери исполнится шестнадцать, восемнадцать лет, – его уже давно не будет!
Но пока он еще здесь, рядом… Пока они еще вдвоем…
Едва забрезжило, когда они вышли на крыльцо.
Около калитки никого не было.
– Странно, – сказал Говоров. – Обычно они не опаздывают. А сейчас уже шесть пятнадцать.
Тася подбежала к калитке, постояла, вглядываясь в даль. Обернулась к нему:
– Миша! Так тебя, наверное, отпустили!
Он недоверчиво покачал головой.
– Ну и правильно! – воскликнула Тася. – Ну какой же ты враг народа?! Миша, ты что, не рад, что ли?!
– Я не знаю, – тупо ответил Говоров.
– Я знаю! – закричала Тася. – Миша, ты свободен, Миша!
До него наконец-то дошло…
Отшвырнул чемодан, схватил Тасю на руки, закружил, чуть не уронил, поставил и пустился вприсядку. Опять кинулся обнимать ее, не удержался на ногах – и оба рухнули в сугроб. Целовались, ошалев от счастья, как вдруг раздался шум мотора.