Великокняжеские слуги, переглянувшись, побежали за ним, а следом, воровато озираясь, направился репортер. В зале дым стоял коромыслом, со всех сторон слышалась ругань, перемежаемая визгом дам местного полусвета. Откуда-то сверху двое лакеев тащили офицера в расхристанной гусарской венгерке, а еще один кавалерийский штаб-ротмистр прикрывал их отход, размахивая бутылкой шампанского. Друзья немедленно направились наверх, но, как ни старались, отыскать хозяина им не удавалось. Какой-то прапорщик по адмиралтейству[90], увидев Архипыча, попытался дать тому в ухо, но камер-лакей походя ткнул его в бок, после чего тот не удержался на ногах и рухнул. Поняв, что ничего больше не найдут, друзья развернулись и так же организованно покинули поле боя. Тем временем «соленый прапор», недоуменно озираясь, сумел-таки поднять свое бренное тело и, наткнувшись на Ножина, с самой искренней улыбкой дал ему по физиономии.
Покинув варьете, Прохор покрутил головой и немного удивленно спросил у старого матроса:
– Сколь служу с тобой, Никодим Архипович, а все не надивлюсь, нешто ты и впрямь всех флотских знаешь?
– Эх, Прошка-Прошка, сопля ты береговая, – спокойно отвечал ему тот, – зачем мне всех знать-то? Главное, чтобы они меня знали, так-то вот! Ты мне другое скажи, где наш сокол ясный летает, Алексей свет Михайлович?
* * *
Алеша открыл глаза и тут же зажмурился, как от боли. Тусклый свет, едва пробивавшийся через занавешенное окно, казался совершенно нестерпимым, а голова болела так, как будто они вчера… а что, кстати, было вчера?
– Как вы себя чувствуете, Алексей Михайлович? – раздался рядом знакомый голос с легким кавказским акцентом.
– Что? – недоуменно отозвался великий князь и, обернувшись, отпрянул в испуге от заросшего густой бородой лица.
– Я спрашиваю, как вы себя чувствуете? – невозмутимо повторил Микеладзе.
– Александр Платонович?
– Значит, уже лучше, – обрадованно заключил порт-артурский жандарм.
– А где это я?
– В тюрьме, мой дорогой! – с нескрываемой иронией ответил ему ротмистр.
– Как? – почти вскочил Алеша, но тут же со стоном опустился обратно.
Тем временем грузинский князь заботливо протянул ему какой-то сосуд с питьем, которое тот с благодарностью выпил.
В голове сразу же прояснилось, и он смог более подробно осмотреть окружающую обстановку. Обведя глазами стены, обвешанные коврами, и задержавшись на столе со стоящим на нем граммофоне, великий князь уже более уверенным тоном сказал:
– Я как-то иначе представлял себе обстановку в пенитенциарных заведениях Российской империи.
– Это хорошо, что к вам вернулась способность шутить, ваше императорское высочество. Что до обстановки, то все зависит от того, в каком именно качестве вы очутились в нашем заведении.