– Шкипер Селиверстов! – выкрикнул лейтенант.
Вперед вышел прячущийся до поры на «шкентеле»[94] лоцман и немного недоуменно уставился на великого князя. Тем временем Рощаковский зачитал приказ с описанием подвига, и Алеша вручил моряку большую серебряную медаль «За храбрость» на георгиевской ленте.
– Поздравляю, Никодим Матвеевич, – пожал он ему руку и тихонько добавил: – А вступил бы в службу, получил бы орден.
– Да на что мне, – отозвался растроганный моряк, – староват я уже для классного-то чина. А за почет спасибо, ваше императорское…
– Тебе спасибо, если бы не вы с Рощаковским, куда больше крови пролилось бы в последнем деле!
Лоцман вразвалочку вернулся на свое место, а лейтенант вызвал еще одного награжденного:
– Вольнонаемный Хомутов!
Изнывающий от долгого стояния в строю Ванька даже не понял, что его зовут, пока Архипыч не ткнул его в бок.
– Заснул, тля худая? Ну-ка шагом марш вперед!
Растерянный кофишенк неловко вышел из строя, начав не с той ноги, да еще и едва не запнулся, подходя к великому князю. Алексей Михайлович так строго посмотрел на него, что у мальчишки похолодело сердце и по коже табуном промчались мурашки. Не слыша, как зачитывается приказ, парень во все глаза смотрел на своего хозяина, не понимая, чего тот от него хочет. Наконец, Рощаковский замолчал, а командир наклонился к Ваньке и что-то приколол ему на голландку[95].
– Носи с честью, Иван, – сказал он ему и, наконец, улыбнулся уголками губ.
Скосив глаза, мальчишка увидел, что на его груди красуется малая серебряная медаль «За храбрость», и расплылся в растерянной улыбке. Как вернулся в строй, он не помнил, и лишь только голос несносного Архипыча вернул кофишенка в реальность.
– Ирой, едрить твою через якорь! Ну разве моряки эдак ходят? Опозорил меня на старости лет, тля худая. Ничего-ничего, я тебя маршировать-то выучу!
* * *
Помимо всего прочего, бойня за Эллиоты значительно увеличила количество раненых в госпитале, где служила Мила. Работы сразу прибавилось, и девушка совершенно перестала бывать дома. Единственным связующим звеном с семьей оставался Сережа. Хорошо воспитанный, приветливый мальчик скоро полюбился и раненым и персоналу. У раненых довольно мало развлечений, а потому готовый написать письмо или прочитать «Новый край» гимназист был как находка. Впрочем, «Порт-артурская сплетница», как называли все эту газету, не пользовалась особой популярностью. И тогда Сережа стал приносить с собой книги и читать их матросам. Подобные чтения пользовались неизменной популярностью у нижних чинов. Большинство из них были неграмотными вчерашними крестьянами и даже не подозревали, что в их стране есть великая литература. Он читал им «Вечера на хуторе близ Диканьки», и благодарные слушатели с восторгом внимали приключениям гоголевских героев. Затем наступил черед «Евгения Онегина», но шедевр классика не вызвал большого успеха.