– Как это не было времени на девушек, – не унимался словоохотливый солдат. – Слушай, ты, может, просто не любишь девушек? Говорят, у вас в городе много таких!
– Это у вас в деревне все такие, – разозлился в ответ Сайто, – а я учился, и мне было не до глупостей!
– Видно, не очень хорошо учился, раз тебя призвали в армию.
– Забери тебя заморские демоны! – выругался выведенный из себя бывший студент. – Сколько тебе раз говорить, что я пошел добровольцем.
– Конечно добровольцем, – не стал перечить донимавший его, – зачем тебе дорожить жизнью, раз даже невесты нет!
Какое-то время они молчали. Сайто от обиды, а его приятель напряженно думал, чем бы еще поддеть своего товарища. Наконец, придумав, он снова обернулся к нему.
– Сайто, а правда, что все русские носят бороду? Сайто, ты что молчишь, обиделся?
Бывший студент молчал, и солдат, подвинувшись, толкнул его в бок. Тот, все так же молча, повалился на землю, уставив в темноту остекленевшие глаза. Однако его словоохотливый напарник так и не успел понять, что произошло. Чья-то жесткая ладонь зажала ему рот, а острая сталь чиркнула по горлу, раскроив его от уха до уха. Упав к ногам убившего его казака, захлебывавшийся кровью японский солдат успел лишь удивиться отсутствию у того бороды.
Два десятка казаков – это очень мало, чтобы противостоять в открытом бою высадившемуся японскому батальону. Однако вполне достаточно, чтобы сняв в темноте часовых, вырезать несколько десятков уставших после тяжелой высадки и заготовки леса солдат. Когда на востоке начало всходить солнце, кубанцы уже были в седле и уходили в сторону Порт-Артура, а через седло одной из заводных лошадей висел связанный по рукам и ногам строгий подпоручик Аригава.
* * *
Солнце, каждый день освещающее землю, может быть разным. Оно может сжигать своими палящими полуденными лучами изнемогающих от жары людей, а может ласково греть их, замерзших после прохлады ночи. А еще оно может разбудить, как случилось этим утром с Ванькой. Вообще, в последнее время он вставал, как весь экипаж «Осляби», ни свет ни заря, но оказавшись дома, он бессовестно продрых, пока пробивающиеся сквозь оконное стекло солнечные лучи не разбудили его. Сладко потянувшись, кофишенк спустил ноги с кровати и блаженно улыбнулся. Прохор куда-то усвистал с самого утра и не стал его поднимать, а Кейко не было до него никакого дела. Но тут его голову как молния пронзила мысль, и мальчишка, подскочив как ошпаренный, принялся лихорадочно одеваться. Быстро натянув штаны и голландку, он выскочил из дома. Конюшня была пуста, значит, несносный камер-лакей не стал его будить и сам отправился в порт.