Наш отдых уже близился к концу. Я лежала на пляже и читала, когда в стельку пьяный Константин повалился на соседний топчан. Единственное, что он успел пробормотать перед тем, как заснуть мертвецким сном, это то, что пьяный Аркадий спит в его номере, и его надо разбудить, потому что через час ему уже уезжать на гастроли.
Я до сих пор не понимаю, как мог глупый рассказ Аркадия вызывать гомерический хохот в зале.
Аркадий изображал любовника, который стоит на карнизе тринадцатого этажа, держится за прутья балкона и ждет, когда же не вовремя вернувшийся муж с этого балкона уберется. Но кончается все тем, что муж решает ночевать на балконе и стелит там постель, и тогда Аркадий вздыхает:
«Ну что ж, полечу! Где наша не пропадала?» — и летит, как крыльями, размахивая руками.
И за это Аркадий получил первую премию, и его с группой прочих лауреатов отправляли на гастроли, и я должна была его разбудить.
Я зашла в номер и сначала выхватила взглядом длинные вздрагивающие ноги, потом футболку, из-под которой они торчали, а потом уже голову Аркадия, беспокойно мечущуюся по подушке. Красивое, породистое его лицо искажала гримаса то ли страха, то ли отчаяния. Время от времени он судорожно двигал локтями.
— Вставайте, вставайте! — стала тормошить я его. Аркадий продрал глаза, уставился на меня с нескрываемым ужасом и спросил: — Какой этаж?
— Второй, — не совсем понимая, в чем дело, ответила я.
Аркадий вскочил и, не одеваясь, в чем был, бросился на балкон. Тут только я догадалась, что он настолько вошел в роль, что вообразил себя героем собственного монолога, а меня принял за свою любовницу, к которой пожаловал муж. В общем, я остановила его в тот самый момент, когда он уже перелезал через перила. Вот тогда мы с ним впервые и разговорились. Оказалось, что он мой земляк, харьковчанин, а потом еще выяснилось, что с его сестрами, Евой и Ларой, мы давно знакомы.
Не знаю, как уж так вышло, но я собрала вещи и уехала вслед за Аркадием, даже не попрощавшись с Константином.
Так начались наши любовные отношения, которые лишь с большой натяжкой можно было назвать любовными. Из нас двоих любила только я, а он, он был со мной так страстен, так нежен, что временами мне чудилось в этом нечто подлинное, настоящее, и все же он меня не любил. Он признался, что в его жизни была та, после которой он уже никого полюбить не может. Он утверждал, что она летала, и на вопрос: как это — летала? — вначале отмалчивался, а потом выдавил из себя, что эту способность летать ей, как выяснилось, давала опухоль мозга, и, когда ей, наконец, удалили ее, она стала обыкновенной женщиной, и он, Аркадий, ее разлюбил.