— Он просит разрешения позвонить тебе, — сказала Аня. — Он говорит, что сделает так, что тебе понравится в Израиле.
— Хорошо. Пусть позвонит.
Потом они втроем гуляли по берегу моря и любовались узорчатыми песчаными скалами, и Мила подходила и время от времени притрагивалась к ним, все еще не веря, что их воздушные кружева не рассыплются прямо под руками. С моря дул ветер, и потому, наверное, оно особенно остро пахло водорослями и рыбой, а навстречу им и обгоняя их шли клыкастые вампиры, разбойники, коты и белки в человеческий рост, и королевы и принцессы длинными шлейфами подметали ракушки и песок, а разноцветные шары и змеи дружно взлетали в небо.
— Сегодня Пурим, — объяснила Аня.
— Я прочла в газете свой гороскоп на сегодняшний день, — вдруг вспомнила Мила. — Там написано: ждите в Пурим романтического знакомства.
— О! — воскликнула Аня и перевела это Ицхаку.
— Мила! — нежно взглянул на нее Ицхак. И мечтательно повторил: — Гороскоп! О, гороскоп!
Когда на следующий день Мила, как всегда, пела на улице, какой-то мужчина в кипе обратился к ней по-русски:
— Вы не могли бы сегодня выступить в моем доме? Ко мне приезжают гости из Союза, и мне хотелось бы сделать им подарок.
— Если заплатите, — обрадовалась Мила.
— Назовите цену! — попросил мужчина.
— Сто шекелей за вечер, — выпалила Мила, боясь, что незнакомец сейчас грохнется в обморок от такой невероятной суммы.
— Хорошо, — тут же согласился он. — Только… — бросил он взгляд на Милын спортивный костюм.
— Не волнуйтесь. Вечерний туалет у меня есть.
— Ну тогда приезжайте ко мне в шесть, — протянул он визитку.
Вечерний туалет, в котором Мила выступала в Союзе, грустно пылился в шкафу, и Мила не верила, что его час хоть когда-нибудь наступит.
Она уже вертелась перед зеркалом, придирчиво рассматривая, как ей в нем, когда раздался звонок:
— Мила! Зэ Ицхак! — услышала она в трубке и среди стремительного потока незнакомых слов уловила только «ба лайла», т. е. «ночью».
— Почему ночью, что ночью? — удивилась Мила, и с трудом подбирая слова, ответила:
— Не могу. У меня сегодня вечером концерт в Бнэй Браке.
— Тебя подвезти? — спросил Ицхак.
— Ну если не трудно, пожалуйста.
Ицхак приехал в том же вчерашнем залатанном костюме и в тех же пропыленных кирзовых сапогах и преподнес Миле букет каких-то ярких синих цветов.
— Я так рад, что смогу тебя послушать, — сказал он.
— Ицхак, — смутилась Мила, оглядывая его с ног до головы. — Извини, но я не могу пригласить тебя в дом, где буду выступать. Это моя работа.
— Ну и что, что работа? — удивился Ицхак. — Если женщина одна, на нее плохо смотрят. Скажи, что я друг, и все будет в порядке. И потом, тебя же надо отвезти обратно.