Мальчик ахнул. Его голова упала на грудь и на какое-то мгновение он замер. Мы не шевелились, даже не успели разомкнуть запястья. Он начал клониться в мою сторону, и я поймал его за плечо свободной рукой. И уже не смог отпустить: Скилл запульсировал между нами.
Давно прошедшей весной мы с Ночным Волком наблюдали, как ломается ледяная плотина, освобождая большой ручей. Вода рычала, ворчала, и вдруг белый снежный ручеек превратился в темный поток, принесший с собой ветки и даже бревна, скатившиеся по холму. Напор Скилла, вертевшийся вокруг меня, окружавший мой разум и мешавший добраться до Неттл, внезапно нашел трещинку. И рванулся через меня, мощный, чистый и с наслаждением меняющий мир. Радость магии, такая плотная, что ее можно было коснуться, затопила мой разум и тело. Мальчик приглушенно вскрикнул и кажется я повторил его крик.
— Фрон! — всполошилась Малта. Рэйн вскочил на ноги.
Я вздрогнул, словно от ледяного ветра, а тело Фрона стало еще ближе. Где-то очень далеко вздрогнула королева драконов Тинталья. Неужели вот это было ее человеческим обличьем? Затем она оттолкнула меня, как драконы отталкивают людей, и больше я ее не ощущал. А Фрон запрокинул голову и почти выкрикнул:
— Что это было? Это потрясающе! — и изумленно: — Я могу дышать! Дышать теперь не больно, мне не нужно стараться! Я могу дышать и говорить!
Он бросил мою руку, вскочил и сделал четыре шага в тревожные объятия отца.
Меня зашатало. Лант подскочил ко мне, взял за локоть и осторожно потряс.
— Что только что произошло? — выдохнул он, но я только потряс головой.
Фрон высвободился из рук Рэйна и повернулся ко мне. Он сделал глубокий вдох и с облегчением закричал.
— Это вы? — восторженно спросил он меня. — Да, точно, это делали вы, но очень похоже на то, что иногда делает Тинталья, когда прилетает сюда. Она не была здесь… сколько? лет пять? В последний раз она исправляла меня… да, пять лет назад.
Он пошевелил пальцами, сжимая их в кулаки, и я понял, что тогда она лечила его руки. Малта молча плакала, слезы текли по ее щекам. Фрон повернулся к ней, положил руки на ее плечи и попытался приобнять. Тщетно: месяцы одышки ослабили его, но он все равно улыбался.
— Мне лучше, мама. Лучше, чем когда-либо! Не плачь! Здесь есть еда? Ведь я смогу сейчас жевать и глотать, не задыхаясь? Все, только не суп! Все, что можно кусать и жевать. И хрустеть! Есть что-нибудь хрустящее?
Малта вырвалась из его объятий, безумно смеясь.
— Я найду для тебя!
Прекрасный и коварный Элдерлинг внезапно оказался просто матерью. Она убежала, зовя слуг и требуя поджарить свежего хлеба и что-то еще, что мы не расслышали за закрывшимися дверями.