— А я еще не закончила, — мягко вмешалась в разговор Янтарь.
Я с удивлением посмотрел на нее. Шут никогда так легко не рассказывал о себе. Неужели они с Янтарь такие разные?
— Есть что-то еще? — недоверчиво спросила Малта.
— И для вас, и для Фитца Чивэла будет лучше, если я расскажу об этом коротко. Люди, которые держали меня в плену, пытали и лишили зрения, знали, что я брошусь за помощью к старому другу.
Она замолчала, и у меня внутри похолодело. Он не скажет этого.
И все-таки он сказал.
— Они выманили Фитца Чивэла из его дома. А затем напали на поместье вместе с бандой чалсидианских наемников, во главе которых стоял человек, чье имя должно быть вам знакомо. Он называл себя герцогом Элликом.
Я услышал, как заскрипел зубами Рэйн. Малта побледнела, и даже чешуя не смогла скрыть этого. Малиновые отблески на ее белом лице выглядели красиво и пугающе. Понимала ли Янтарь, какие чувства пробудили в них эти слова?
Она продолжила.
— Они вломились в поместье, сожгли амбары и конюшни, убивали, насиловали и грабили. И еще они украли его дочь. Малышку девяти лет. И ее старшую кузину. Леди Шайн смогла убежать от них, пусть не совсем невредимая, но живая. Но маленькую Би, дочь лорда Фитца Чивэла, ребенка, который был бесконечно нам дорог, они убили.
Какой короткий рассказ получился. Я должен был привыкнуть к этой боли. Должен был пройти мимо того места, где меня заставляют ненавидеть, плакать и сходить с ума от бешенства. Я понял, что цепляюсь за край стола, глядя вниз, и попытался взять себя в руки, а внутри меня вновь бушевали чувства.
— Убили… — еле слышно повторила королева Малта.
— Мы потеряли ее, — подтвердила Янтарь.
Рэйн наполнил маленький синий бокал золотым бренди из Сенседжа и осторожно подтолкнул ко мне. Это не помогло бы, но я попытался оценить этот жест. И все-таки мне больше нельзя пить. И без того выпито слишком много и слишком быстро. Я заглянул в бокал, покрутил, и мои мысли метнулись к Верити. Как часто я замечал это жест у него? Что он искал там, в стакане?
Ничего, Фитц. Совершенно ничего. Выпей до дна свою фальшивую бодрость, и двигайся вперед. Это единственное направление, в котором может двигаться человек.
Я поднял глаза и прислушался. Воображение.
Я отхлебнул бренди.
— Дети — не разменные монеты, — повторил Рэйн мои слова и посмотрел на свою королеву. — И все-таки не могу себе представить способ объяснить вам глубину нашей благодарности.
Он помолчал и неловко добавил:
— И отчаянной надежды, что теперь можно помочь и другим детям. Я понимаю, мы можем показаться вам алчными, но, если вы решитесь, позвольте мне позвать родителей и поговорить с ними уже сегодня ночью. Чтобы сказать им, что, возможно, у вас получится им помочь. И может быть завтра… — его голос сорвался.