— Господи, да что ж это!.. — слова вырвались сами.
Вот так фокус! Александр Николаевич так и не отправил письмо фрейлине Орловой. А ведь точно — он как раз собирался запечатать конверт, когда появился исправник с сообщением о найденном в лесу полуобгоревшем теле.
«Фу, как неудобно», — расстроился барон.
В тот раз он, само собой, позабыл обо всем на свете, а потом дела пошли ещё хуже: им с исправником пришлось вертеться, как ужам на сковородке. Прибыла комиссия от нового генерал-губернатора. Начали копать и по известной русской привычке выискивать не относящиеся к делу нарушения. Впрочем, медаль имела и оборотную сторону — губернские чиновники во главе с полицмейстером увлеклись пересчетом пуговиц на мундирах нижних чинов и ревизией состояния гауптвахты и быстро забыли о похищении и убийстве уездных девиц.
Тальзита это не удивляло — полицмейстера он знал давно. Почтеннейший Григорий Адамович умом точно не блистал и, как это часто бывает с такими людьми, по делу говорить толком не мог. Чтобы никто об этом не догадался, полицмейстер отработал привычный финт: к месту и не к месту пересказывал случаи из жизни своей многочисленной деревенской родни. Зато пуговицы на мундирах считать он умел, да и в цвете стен на гауптвахте разбирался, так что строгая проверка свелась именно к этому. Уездный исправник получил начальственное замечание и поклялся устранить все выявленные нарушения, а барона пожурили за потакание подчинённым. Вынеся вердикт, комиссия отбыла в губернскую столицу, и Александр Николаевич наконец-то вздохнул свободно.
«Слава тебе, Господи, — порадовался он, — имя Долли нигде не всплыло».
Полицмейстер лично присутствовал на допросе Анфисы Чулковой, та вновь завела свою жалостливую песню о бедной подневольной вдове, а потом огорошила Григория Адамовича такими подробностями интимной жизни семейства Островских, что пробила даже загрубелую шкуру полицмейстера, и тот приказал гнать мерзкую сплетницу с глаз долой.
Комиссия давно отбыла обратно. Послание Орловой надо было отправить сразу же после этого. Александру Николаевичу стало стыдно: как он мог так запамятовать?
Тальзит достал письмо, перечитал его и остался доволен — всё было изложено толково и подробно. Поставив под своей подписью значок постскриптума, барон добавил рассказ о найденном в роще теле маклера Сидихина и о подкинутых в карман убитого часах. Напоследок написал, что, судя по всему, Островский покинул губернию, и, чуть поколебавшись, все-таки добавил, что крестницу и её юную подругу — последнюю жертву преступников — удалось вывезти из имения с намерением отправить «как можно дальше».