— Четки святого Мартина. Именно они уберегли от зловредных чар.
Де ла Вега посмотрел сначала на четки, затем на меня, и, помимо откровенного недоверия, промелькнуло в его взгляде и нечто вроде снисходительности; так смотрят на ребенка, поведавшего о встрече с ангелом небесным. Но не обвинять же во вранье юродивого! И уж тем более не стоит спорить с фанатиком.
— Не поймите меня превратно, — осторожно произнес южанин, — но, насколько я знаю, четки святого Мартина хранятся у понтифика догматиков, архиепископа Ренмельского и светлейшего государя…
«…А еще продаются в половине лавок, торгующих святыми реликвиями», — мысленно продолжил я высказывание собеседника, поскольку так оно и было на самом деле.
Язычники приговорили святого Мартина к сожжению на костре, и, прежде чем воссиять, мученик кинул свои четки в толпу собравшихся на казнь зевак. Жулики испортили немало янтаря, придавая ему оплавленный вид, ведь мало кто знал, что настоящие четки порвались и рассыпались на отдельные камешки. Владельцы реликвий с одной-двумя истинными бусинами об этом обстоятельстве предпочитали не распространяться.
— Представляется в высшей степени сомнительным, что у святого Мартина было столько, — интонацией выделил это слово Сильвио, — четок, что их хватило на всех.
— Четки у него были только одни, — сказал я, нашарил деформированную бусину, казавшуюся заметно теплее прочих даже через перчатки, и невольно поморщился от накативших воспоминаний. — Это семейная реликвия. Нам… Мне их отдал отец, когда отправил учиться в университет.
Южанин правильно понял намек и выражать сомнения в обоснованности семейных преданий не стал. Вместо этого присмотрелся к семиконечной звезде с извилистыми лучами и недоуменно хмыкнул.
— Первый раз вижу подобную… интерпретацию святого символа. Разве лучи не обязаны быть прямыми?
— До церковного раскола их изображали и так, и так, — пожал я плечами. — Впоследствии ортодоксы признали канонической звезду с прямыми лучами, но и эту, как вы сказали, интерпретацию никто не запрещал.
— У духовенства в те годы важнее дел не было! — рассмеялся Сильвио. — Догматики и вовсе добавили восьмой луч, а мессиане сократили их количество до трех!
— Мессиане — это более поздняя история, сеньор.
— Не буду спорить, магистр, — легко принял мои слова де ла Вега. — В теологии я не силен.
Эти слова затронули некую струнку в моей душе, и неожиданно даже для самого себя я признался:
— А вот я намеревался посвятить свою жизнь служению церкви…
— И что же пошло не так, магистр?
— Обстоятельства изменились.