Белль почувствовала, как будто ее ранили в грудь, и парчовое покрывало уже пропиталось кровью. Понятно, что Адам закрылся от мира. Он винил себя в том, что любил выходить в свет, наслаждаясь своим статусом. В конце концов, это его и предало. Неудивительно, что он выбрал затворничество. Отрезал себя от народа, от женщин, даже от слуг — которых, судя по всему, любил. Он закрылся от всего, кроме своей боли. И его покои стали мавзолеем — в честь его собственного провала.
Памятник его горю и мукам. Но не ей его судить. Ее собственная жизнь казалась монументом боли после материнского предательства, монументом страха вновь оказаться отвергнутой. Но себя она никогда не винила. Белль понимала, что корнем зла была ее мать, в которой четырехлетняя девочка не смогла найти любовь.
Адам же утопал в муках совести. Это было не просто горе, боль утраты. Он поселил боль в себе, решив наказать себя до конца жизни.
И этим он измучит их обоих. Белль вспомнила его слова, когда они приземлялись в Санта-Милагро. О том, что в глубине души он не хочет расставаться со своей болью и мраком.
Уготовив самому себе вечные муки, Адам сыграл роль судьи, присяжных и палача в одном лице. Как бы ей хотелось избавить его от этого!
Но она не могла. Она прекрасно осознавала, сидя перед ним с распахнутой душой и телом, что не избавит его от мук, если он сам этого не захочет. А жить в этих стенах… с постоянными разногласиями… будет равноценно медленной смерти. Разумеется, не в буквальном смысле. Несмотря на то, что о нем говорили в свете и что он сам о себе говорил, Адам не был чудовищем. Но что касалось эмоций…
Как жить с мужчиной, намеренно отвергающим любовь, которую она закопала глубоко-глубоко в своем сердце?
Покидать Адама ей не хотелось. Она бы осталась с ним навсегда, и пусть это кончится саморазрушением, но, падая вниз, она будет окружена сиянием блаженства. Во всяком случае, о такой страсти ей прежде приходилось лишь мечтать.
Белль положила руку ему на плечо.
— Я люблю тебя, — повторила она. — И никакие твои слова это не изменят. По-твоему, если ты откроешь мне свои темные стороны, все станет по-другому? — Ее сердце как будто зажали в тиски. — Адам, я всю жизнь скрывала свои чувства и желания. Я считала себя счастливой. Я думала, что спокойное шествие по жизни — и есть счастье. Но оно оказалось вовсе не спокойным и не счастливым. Гораздо охотнее я бы боролась здесь с тобой. Справлялась бы с твоей болью, с твоим жутким негативом, сражалась бы с тобой, кричала на тебя, занималась бы с тобой головокружительным сексом. Я не хочу возвращаться домой, в безопасное гнездо. Я больше не хочу плыть по течению. Мне нужны настоящие эмоции. Настоящая жизнь. Сумасшествие, которое происходило между нами. Не пытайся ограждать меня от него, ведь это лучшее, что со мной случалось. Ты — лучшее, что со мной случалось.