Он улыбнулся.
Если ночью что понадобится, стучи в стенку, сказала я, мы за стеной спим.
Вряд ли понадобится, сказал он. А можешь… помочь мне немного?
Он отвернулся, чтобы спросить об этом. Он что ли на горшок ходит?
С ванной, сказал он.
Я покраснела.
Чем помочь? — спросила я быстро.
Довести. Ладно?
Он улыбнулся.
С остальным я сам справлюсь.
А, ну так могу, сказала я.
Он с трудом сел, спустил ноги на пол. Я взяла его под руку, он медленно встал на ноги и мы пошли: через комнату, по коридору, в туалет. Шаг за шагом, с остановкой — он привалился к дверному косяку, я испугалась, как бы на пол не рухнул. Я как будто старика вела.
В комнате подожду, сказала я, когда мы доплелись до ванной. Скажи, когда пора будет обратно.
Он кивнул, дверь щелкнула и закрылась у меня за спиной.
Я задернула занавески, поправила в вазе цветы, остановилась перед маминой вышивкой — олени на лугу, она висела над кроватью всегда, сколько я себя помню.
Юханна, позвал он оттуда.
Я вернулась за ним и довела его до кровати. Лицо у него было бледное и влажное, с тонким слоем испарины.
Ты мне очень помогла, сказал он. Мне неловко, что со мной столько хлопот.
Да не переживай, сказала я, нам за тебя платят.
Пока шла в наш дом, все думала, зачем я это сказала. Хотя — чистая правда. Он немецкий солдат, не друг и не родственник, нам просто деньги нужны. Пусть знает.
Утром я проснулась рано и с предвкушением, что меня ждет сегодня что-то приятное. На душе было радостно. Ничего подобного я не испытывала уже несколько лет. Но тут до меня дошло, что радость-то моя яйца выеденного не стоит, всего и делов, что пациент в доме за стенкой, и я расстроилась. Это до чего ж унылая и тоскливая у меня жизнь, что даже появление больного ее скрасило.
Управившись в хлеву, сделав ребятам бутерброды с собой и выставив их в школу, я понесла ему завтрак. Пожелала доброго утра, поставила поднос на столик у кровати и уже собиралась взять вчерашний поднос и уйти, как вспомнила, что опять должна помочь ему с туалетом.
Он, видимо, все понял. Кажется, он раньше меня сообразил, что за мысль меня мучает.
Я наклонилась к нему, подхватила под спину и помогла сесть. Вчера он сам поднялся, но с непомерным усилием. Потом взяла его под руки, и он встал.
Медленно и молча мы пошли.
Можешь приходить, сказал он, когда управился.
Что он не назвал меня по имени, тенью легло на сердце.
На улице в воздухе уже была весна. Западный ветер стих, пришло тепло, снег стаял, остались только бурые пятна в канавах и по северным склонам. Ребята перестали ходить в зимних ботинках, я смазала их жиром и положила на чердак к зимней одежде.