Сидя за письменным столом, Драхош дослушал до конца страстную речь Моки. Потом он угостил ее сигаретой, дал ей прикурить и, встав с места, прошелся по комнате. Постоял, посмотрел на большую карту района, висевшую на стене. Затем снова сел за свой стол, и Мока увидела перед собой его усталое лицо.
— Ваш кооператив один из лучших в районе.
— В этом часть и моей заслуги, — сказала Мока, пожав плечами.
— Знаю. Но в первый год мы требуем, вернее, только можем требовать, чтобы кооперативы приступили к закладке основ крупного хозяйства.
— Но неужели вы не понимаете… — Нежная кожа на лице у Моки начала медленно краснеть.
— Я все понимаю… — Глубоко задумавшись, Драхош помолчал немного. — Если вы разрешите, я тоже расскажу вам одну историю, связанную с пятьдесят шестым годом… Я попал сюда в пятьдесят третьем, когда меня назначили секретарем здешнего райкома партии. За год-два я приобрел авторитет, люди стали прислушиваться к моим словам. Только здесь, в райцентре, до марта пятьдесят шестого года, пока я был секретарем, в партию вступили сто двадцать крестьян. Потом в марте пятьдесят шестого я получил указание из обкома партии об организации кооператива в райцентре. Не долго думая, взялся я за дело. Сотни агитаторов принялись обрабатывать крестьян. Мы прибегали и к принуждению: сливали несколько семей в одну, чтобы заставить их платить более высокий налог. Хорошего середняка, которого несколько недель назад я сам отличал, теперь я выселял из деревни, потому что он не хотел идти в кооператив. За четыре месяца полторы тысячи человек вступили в сельскохозяйственный кооператив. Я был убежден, что это большое достижение на пути к социализму и что мы действуем правильно. Но тем временем я потерял свой авторитет, народ возненавидел меня и в моем лице — партию. Погибли результаты моей многолетней упорной работы. К тому же вскоре выяснилось, что не были созданы условия для такого грандиозного скачка. Государство не могло обеспечить кооперативы денежными средствами для капитального строительства, хозяйственной помощью, специалистами. Для крестьян кооператив оставался чужим, они говорили: «Он государственный» и работали спустя рукава или вообще палец о палец не ударяли.
После двадцать третьего октября произошел полный развал. Мы видели, что государство не может спасти кооперативы. Вы сами видели это, не так ли? Крестьяне разнесли все в пух и прах, царил настоящий хаос.
Двадцать девятого октября огромная толпа собралась перед райкомом партии. Люди предъявляли обычные требования, а также настаивали на моей выдаче. Выкрикивали мою фамилию. Мы тогда как раз совещались, применить ли нам оружие. Райком принял решение оружия не применять. Только я выступал против из вполне законного чувства самозащиты, потому что народ продолжал кричать: «Пусть выдадут Драхоша! Мы хотим с ним рассчитаться!» Я заявил, что настаиваю на применении оружия и, если на меня нападут, дешево свою жизнь не отдам.