Мара загадочно улыбнулась, чуть покачала головой, обводя взглядом пространство над Шаулом, и произнесла с твердой уверенностью:
— Он здесь!
— Как призрак? Там, где начинается лунный свет? — Шаул встал перед ней, присел на край стола и скрестил руки на груди. В его словах слышался плохо скрываемый сарказм.
Мара посмотрела на раввина в римской одежде с жалостью. Так смотрят на красивую овцу, приведенную в Храм для жертвоприношения.
— Открой сердце и увидишь, — предложила она Шаулу.
— Я вижу обман!
— Эти слова близки к твоим устам, но далеки от твоего сердца. Чтобы увидеть Иешуа, надо смотреть на него глазами его апостолов. Не глазами воина Пилата, не глазами предателя Иуды и не глазами убийцы Ирода, а глазами его учеников.
— Я могу сделать с тобой все, что захочу, даже казнить, — Шаул указал головой на римских стражников за окном, невидимых, но, несомненно, стоящих там в карауле.
— Разве это важно? — Мара опять загадочно улыбнулась, подставив лицо лунному свету.
— А-а-а, — протянул Шаул. — Мученица…
— Нет, — женщина слегка покачала головой. Движение оказалось обреченным. — Свидетель[4].
— Тогда стань из преступницы свидетельницей. Назови остальных, и я освобожу тебя, — предложил дознаватель.
— Я уже свободна, — ответила Мара, и слезы покатились по ее щекам.
Шаул посмотрел на присутствовавшего при допросе Луция. Тот взглядом высказал недоумение: «Что делать-то?»
Раввин взял трехногий треугольный табурет, поставил его напротив Мары и сел ровно напротив нее. Та даже не повернула к нему лица. Она беззвучно плакала, глядя в окно и чуть раскачиваясь взад-вперед.
— Ты кричала на дороге «Иешуа жив!». Радостно, как мне сказали. Почему? Ты видела его?
— Я слышала его.
— Но он мертв.
— Я слышала его, я помню его голос.
— Не сомневаюсь, — скептически заверил ее раввин. — Ты была его конкубиной? Римское право позволяет такую форму брака… Ко вдовам часто приходят умершие мужья. Видения такие.
— Он любил меня. Воодушевил меня…
— Воодушевил? — недоуменно повторил писец редкое слово.
— Это как? — не выдержал Луций, приготовившись сказать пошлость.
— Выйди, — сердито сказал Шаул, и римлянин, поняв, что сказал лишнее, подчинился.
— …Вы не знаете, вам не понять, — продолжала Мара.
— Хватит нести бред! — потребовал Шаул скорее для ушей уходящего Луция, чем для Мары.
— Ты хочешь узнать, что он сказал? — молодая христианка вдруг посмотрела на Шаула точно так, как сутки назад на него смотрела Мирьям.
Раввин, потерев виски, еще раз четко ощутил повторяющуюся цепь событий.
— Конечно…
— Он сказал: «Пришел к своим, а свои меня не приняли».