Скальд тоже двумя руками принял рог с медом от молодой хозяйки усадьбы, оглядел присутствующих и осушил его, пролив немного на свою накидку, сшитую из двух шкур молодых серых тюленей.
Вилю внимательно, чуть наклонив голову набок, смотрела на действие хмельного меда. Ее лицо немного расплылось в глазах Скальда. Хозяйка усадьбы приняла опустошенный рог и опрокинула его, показывая присутствующим, что сосуд пуст и всем остальным также надо выпить из своих бычьих рогов размером поменьше. Служанки сновали между выпивающими, наполняя их остроконечные кубки из кожаных бурдюков.
Музыканты начали негромкую и неторопливую музыку, аккомпанирующую новой саге о конунге Трюггви Олафссоне:
…Серая бухта прощается с конунгом славным,
Вороны съели отважное сердце героя.
Будет теперь на ладье в царстве Одина плавать,
Гордый народ восхваляя, он славой покроет.
Ветер холодный несется над фьордами:
Трюю-ю-ггви.
Астрид кричит: «Я тебя не забуду!»
Трюю-ю-ггви.
Славные воины плачут о конунге
Трюю-ю-ггви.
Снег засыпает, что было до гибели
Трю-ю-юггви.
Да. Он погиб от предателя подлой измены,
Трон королевский от лютых врагов защищая.
Подвиги Трюггви для «нордов» навеки нетленны.
Голос его нас направит к победам, вещая.
Пронзительная сага Скальда заставила умолкнуть всех участников хмельного пиршества. Эти слова были прожиты вместе с чудо-поэтом, и вот уже вся зала подтягивала вместе с ним:
Ветер холодный несется над фьордами:
Трюю-ю-ггви.
Астрид кричит: «Я тебя не забуду!»
Трюю-ю-ггви.
Славные воины плачут о конунге
Трюю-ю-ггви.
Снег засыпает, что было до гибели
Трю-ю-юггви.
По окончании песнопения хозяин пиршества, Хокан Старый, резко встал, что было удивительно для его почтенного возраста, и ударил посохом об пол.
— Ну что ж! Я принял решение! Они остаются с нами! Да будет так!
Шло время. Астрид с Олафом и Хальфредром Беспокойным жили в отдельном доме. Хокан приставил к ним несколько служанок для работ по дому и старого раба-грека по имени Буртси. Таков был неписаный закон скандинавов: мальчика, будущего мужчину и воина, с самой колыбели должны воспитывать мужчины.
Буртси очень полюбил маленького норвежца. За три года, пока Астрид скрывалась на усадьбе Хокана Старого, Олаф пошел из рук матери в руки Буртси и говорить начал одновременно на языке своих корней и на языке раба-грека.
Если мальчика укладывала спать Астрид, она рассказывала сыну древние норвежские сказки. А когда засыпающего Олафа сторожил Скальд, он повествовал малышу старинные скандинавские саги. Если же с малышом оставался Буртси, то старый грек делился с несмышленышем самым сокровенным: