Корр.:
— Значит, на ваш взгляд, их проблема заключается в некоторой интеллектуальной лености или это нечто более серьезное, чем «какую гору работы мне придется перелопатить, чтобы изменить все это»?
Хэнкок:
— Нет. Думаю, проблемы египтологов не связаны с их леностью. Мы говорим об ученых, которые исследовали Древний Египет с огромной тщательностью и прилежанием, поэтому они действительно хорошо знают свой предмет. Египтологи создали много замечательных трудов. Но все эти труды основаны на предпосылке, что до четвертого тысячелетия до нашей эры в Египте не происходило каких-либо существенных событий, которые могли бы повлиять на историю государства фараонов, хотя мы можем проследить некоторые события и тенденции додинастического периода, увенчавшиеся расцветом египетской цивилизации. Я глубоко не согласен с этим. Думаю, чтобы понять историю Древнего Египта, мы должны заглянуть в гораздо более отдаленное прошлое. Любопытно, что сами египтяне делали это. В своих текстах они не стеснялись говорить, что их культура, их цивилизация является наследием очень глубокой древности. Они с готовностью признавали это. В определенном смысле этого я и прошу от египтологов — признать, что некоторые религиозные и духовные идеи Древнего Египта являются наследием далекого прошлого.
Корр.:
— Слово «наследие» имеет для вас ключевое значение, не так ли?
Хэнкок:
— Да. Это знание передавалось как наследие. По мере того как я глубже вникал в эту тему, все больший интерес для меня приобретала идея сохранения и передачи традиции, которая могла расцвести в виде архитектурных памятников практически в любое время в истории человечества. Эта традиция, которая всегда находит отражение в архитектуре, учитывающей астрономические ориентиры и очень часто копирующей на земле расположение звезд на небосводе. Если хотите, вы можете думать об этой традиции как о компьютерной программе, которую можно «подключить» к любой культуре и в любое время. В результате новая культура будет воспроизводить то, что делали более ранние носители этой традиции.
Корр.:
— Вы рассказали об открытии Бьювэла на плато Гиза. Не могли бы вы рассказать о своем открытии в Ангкор-Вате?
Хэнкок:
— Для меня исследование Ангкора в Камбодже началось задолго до того, как я попал туда. Оно началось с того обстоятельства, что все храмы Ангкора точно сориентированы по сторонам света, как и пирамиды Гизы. Это говорит о том, что астрономы принимали участие в планировке комплекса.
Религиозный аспект тоже имеет важное значение. Независимо от того, было ли вероисповедание номинально буддистским или индуистским, оно включало поиски бессмертия души, очень похожие на те поиски, которые происходили в Древнем Египте. Но при изучении Ангкора произошло открытие, которым я обязан моему помощнику Джону Григсби, составлявшему для меня информационное досье по этому комплексу. Он обратил внимание, что если взять карту храмов Ангкора — а их там довольно много — и соединить линиями точки, обозначающие главные храмы, то получится схема, очень похожая на схему расположения звезд в созвездии Дракона, которое является одним из великих созвездий Северного полушария небосвода. Я глубоко изучил это сходство. Как и в случае с созвездием Ориона, корреляция присутствует в любую эпоху, но она идеальна только для одного периода — того самого, для которого мы получили идеальную корреляцию между Орионом и пирамидами на плато Гиза. Внезапно я столкнулся с подтверждением того, что группа монументов в Египте и другая, более крупная группа монументов в далекой Камбодже копировали вид созвездий не на момент строительства этих монументов, а в гораздо более раннюю эпоху, датируемую примерно 10 500 годом до нашей эры. Я объясняю это тем, что мы видим остатки древней всемирной религиозной системы, одной из аспектов которой было строительство архитектурных копий созвездий.