Не сразу понимаю, о чем он.
– Собирай червей, выпердок.
Ласковый какой, обычно сразу по яйцам или в грудак.
– Другой рукой! – шипит папаша, водянистые его глаза стремительно белеют. Пока в них кипит ярость, я спасен, но если они застынут двумя соляными озерами – мне конец. Я реву, как девчонка. Папаша гогочет, глядя, как я сгребаю червей, купаю их в кровище, неуклюже пытаюсь выправить замятую банку. Рвануть бы жестянку вверх, кромкой по горлу, потом под колени и за борт! Ну же! Ну!
Над головами проносятся и уходят в точку самолеты. Я вижу два следа, которыми они рвут небо в клочья. Эти порезы похожи на дырку в моей ладони. Папаша их пока не видит. Он наслаждается моим унижением, и тут налетевший рев швыряет его на колени.
– Сукины дети! – ревет папаша, грозя кулаком распоротому небу. – Дебилы! Засели в своем Чарльстоне. Или где вы там?! В Саванне? Дай мне волю, я бы вас всех перевешал. Уроды! Мать вашу имел во все дыры. Где вы были, когда я гнил под фортом Сантерн?!
Он унимается столь же внезапно, как начал. Садится, достает с пола удочки и принимается разматывать леску. Ухмыляется, пихает меня ногой. Слушай, дескать.
– Кретины, – начинает он свою излюбленную лекцию. – Ни на что не способные недоноски. Если бы я протирал зад в их креслах, я бы уже выжег напалмом логово этих ублюдков. Война! Хрен на. Танками заполировать то, что останется после бомбежки. В логово – термояд. Они, говорят, засели в шахте глубиной в милю. Зачем мы клепали эти чертовы ракеты, если теперь не используем?! А таких бедолаг, как мы, – папаша корчит жалостную мину, – расселить по новым городам, они ведь их строят, только для себя! Дал бы нам дом вместо этого дряхлого говна на колесах.
А то ты забыл, что мы тут из-за тебя! Дом поджег, сбережения матери пропил, вляпался в историю с ограблениями на железной дороге, и ладно бы сам грабил. Хранил в погребе ворованные швейные машины! «Первоклассный товар! Мы на них поднимемся!» Эта рухлядь?! В итоге сбежали сюда, в глушь, где картошка дороже бензина, а это швейное дерьмо никому даром не нужно, полтрейлера им забито.
– Давай червя, – командует папаша. Беру извивающуюся тварь двумя пальцами, ищу взглядом его ладонь.
– Червя, – как больному повторяет мне отец и тыкает в лицо крючком. – Нанижи.
Тянусь к крючку, и тут он роняет его на пол. Ржет надо мной, заливается, хлопает по коленям, гогочет, разбрызгивая слюну. У него лицо безумной обезьяны, глаза сощурены, дикие, он щелкает зубами, вцепляется в борта руками и начинает раскачивать лодку.
– Подбирай, сучонок, чего замер?!