Сказочки без границ (Валерина) - страница 5

На работе он собран, корректен, безлик,
гильотину опять предпочтёт топору.
Он прослыл равнодушным — защитный рефлекс,
что скрывает ранимость уставшей души.
Отработав на «пять», укрывается в лес
и часами пьёт хмель благодатной тиши.
Он ложится на кочку, покрытую мхом,
смотрит в небо незряче и тихо поёт,
в этой песне его — полный воздуха дом,
дом, в котором она его в вечности ждёт.
И слетаются феи к его голове,
гладят с лаской печальной горячечный лоб,
прорастает покой в шелестящей траве,
и ложится покорно под руку иссоп.
Просыпаются звёзды, прозрачная ночь
опускается рядом и смотрит в него.
…Он не любит людей.
Но он может помочь им увидеть себя.
И всё прочее зло.
«Он спасает драконов от пылких девиц»

Здесь закончились сказки

Веришь — не веришь, но в царстве слепых машин,
где проживаемый день — шаг в грядущий страх,
старится даже бессмертная Динь-Дилинь.
Только не нужно сочувственных «ох» да «ах»!
Ложкой хрустальною каши такой не съесть,
варит и варит горшок — разевайте рот.
Патокой лжи приправляется чья-то жесть,
да и в конфетных начинках отнюдь не мёд.
Все паровозики в долгом своём пути
поднаторели неслабо в умении убивать.
Питер, хороший мой мальчик, прости.
Прости…
Волей-неволей, но всё-таки двадцать пять[2]
это предельно, а после — ступени вниз:
в райских долинах давнишний перелимит.
Сказку не дарят вчерашние флёр-де-лис.
Что?
Колет слева?
Там сердце. Оно болит.
Знаешь, соврать бы хотела, что всё пройдёт,
да надоело уже — верно, знаешь сам:
жизнь — это очень и очень глобальный влёт.
…На вот, держи.
Десять блистеров.

Алиса. Из непережитого

А у нас, представляешь, на окнах сменили решётки —
вместо ржавых всегдашних поставили в жёлтую клетку,
от сома-санитара воняет, как водится, водкой,
я терпеть не могу его жадные пальцы и слизкое «детка»
Знаешь, небо отсюда всё чаще и чаще лишь кажется,
и я очень скучаю — по яркой вуали закатов,
но увидеть их после таблеточной
гадостной кашицы нереально.
Я сплю.
Санитары ругаются матом.
Принеси мне конфету… забыла, какие мне нравятся,
помню только, что яркие синие фантики…
Ты старательно прячешь глаза…
Да, уже не красавица,
так и этот уездный дурдом —
не обитель романтиков.
Кстати, Кролик вернулся.
Ну что ты, я видела ясно:
и жилет, и цилиндр,
и манишку, и смятые брюки.
… Нет, не нужно врачу!
Он, ты знаешь, ужасно развязный,
улыбается гадко в усы…
у него… слишком зябкие руки.
Ну, конечно, ты очень спешишь,
да, я всё понимаю —
мир реальный живёт по часам,
да ещё по дресс-коду.
Я подумала вот что — не надо конфет,
принеси мне папайю,
она чем-то похожа на солнце…
Беги…
на свободу…

К печальному шуту