— Я приду, — сообщила она.
— Что ты сказала? — Я оттопырил пальцем ухо в ее сторону.
Она вздохнула.
— Приду и подам тебе ужин.
— Это просто замечательно, Флора, — сказал я.
— Но не сегодня, — перебил меня другой голос.
Это был Уилсон. Иногда он вмешивался в разговор.
— Не сегодня. Завтра. Не позволяй ей решать, когда закончится ее наказание. Пусть еще денек поголодает.
— Завтра, — сказал я. — Приходи завтра на закате.
Тогда я ее щедро накормлю, дам понять, что она прощена, и позволю ей проявить благодарность.
Флора, похоже, здорово расстроилась, но изменить она ничего не могла.
— Как у нас принято отвечать?
— О’кей, Линкольн.
В глаза она мне не смотрела. Я понял: ей стыдно. Она сдалась. Она проиграла, я победил. Но я чувствовал облегчение. Я же не хотел заморить ее голодом. Завтра я ее накормлю, и все будет клево.
Когда Ральф принес мне добычу того дня, у меня уже готово было новое поручение.
— На завтра мне понадобится больше листьев-ракет, Ральф. Это будет та еще чертова ночка.
Я воображал себе, как Флора будет петь, чтобы получить свой ужин, а я буду любоваться ею сквозь радугу блаженства, которое мне всегда приносили эти листья-ракеты.
Ральф переступил с ноги на ногу:
— Угу. Ничего не выйдет, Линкольн.
— То есть как? Листья не могли закончиться. Мы же в джунглях живем, черт побери!
Он посмотрел на меня тем озабоченным докторским взглядом, который он приобрел с тех пор, как я рассказал ему о Стивене Мэтьюрине.
— Линкольн, я бы мог этим отговориться. Мне точно было бы проще соврать тебе, сказать, что запас кончился. Но я скажу правду: я снимаю тебя с довольствия.
— Что-о?
Он выпрямился.
— Я больше не буду приносить тебе листья-ракеты. Пора остановиться.
Как он посмел?
— Я сам брошу, когда захочу! — крикнул я.
— Так брось сейчас.
— Сейчас я не хочу, — сказал я. — Пока еще нет.
— Надо, — сказал он. — На самом деле я точно не знаю состав листьев, но ты каждый день просишь все больше и больше. Пора остановиться, Линкольн. Таково мое профессиональное мнение.
— Твое профессиональное мнение? — взвизгнул я.
— Судового врача.
— Это я тебя назначил врачом.
— Да, — преспокойно ответил он. — Ты назначил меня судовым врачом. И я действую как врач. Первая заповедь — не навреди, Селкирк.
Он развернулся на пятках и пошел прочь.
Красная волна гнева залила мою голову, и я заорал ему вслед, перекрикивая грохот водопада:
— Не рассчитывай на ужин в ближайшие дни! И я — Линкольн!
Кое-как я успокоился только к концу дня. Ральф меня взбесил, просто взбесил. Как он посмел указывать мне, что я буду есть и чего не буду на моем собственном острове! Он узнает, как жестока моя месть. Я морил Флору голодом, и она сдалась. Сдастся и Ральф.