– В секретный.
– Убийца?
– Да…
Сторож брякнул связкой огромных ключей и вложил один из ключей в замочную скважину последней двери. Два раза щелкнул замок, дверь отворилась.
– Идите, – сказали Елене Никитишне.
Она переступила порог, дверь захлопнулась, и опять замок два раза щелкнул.
– Где я? Что это?!
Елена Никитишна усиленно терла виски. Она присматривалась. Маленький столик, табурет и опущенная железная кровать. Окно с толстой, частой решеткой выходило во двор. Коркина скорее упала, чем опустилась, на табурет и замерла: на нее нашел столбняк. Она не слышала, как дверь камеры открылась, не видела появившихся жандармов и не понимала их приглашения.
– Пожалуйте к следователю.
Только когда жандармы подошли к ней и, взяв ее под руки, насильно повели, она пришла в себя и с испугом стала озираться:
– Что это? Что со мной? Что вы хотите?!
– Вас требуют к следователю для допроса.
– Ах! К следователю! Иду, иду! Да, да…
И она бодро пошла, так что жандармы выпустили ее из рук.
Другими коридорами долго шли они, пока ввели ее наконец в камеру судебного следователя по особо важным делам.
Следователь с любопытством стал рассматривать доставленную арестантку.
Бледная, слабая, с осунувшимся лицом, Елена Никитишна возбуждала к себе искреннее сострадание, и следователь своим опытным глазом сразу определил ее душевные страдания.
– Садитесь, – предложил он. Коркина молча повиновалась.
– Не угодно ли вам рассказать все, что вы знаете о загадочном исчезновении вашего первого мужа, Онуфрия Смулева.
Тихо, с расстановкою, с большим усилием и с опущенной головой, Коркина в десятый раз за последние дни повторила свою исповедь. На этот раз она рассказала, шаг за шагом, всю свою жизнь со Смулевым и участие, которое принимал в их жизни Сериков. Когда Коркина кончила, следователь, помолчав, произнес:
– Я предлагал вашему мужу сделать это заявление саратовскому прокурору, но он отказался. К сожалению, вам придется теперь совершить этапом путешествие в Саратов. Мы не можем производить здесь следствие и не можем освободить вас из-под стражи после вашего признания.
– Я согласна на все, все, лишь бы дело…
– Но выдержите ли вы это путешествие по пересыльным тюрьмам, с бродягами, каторжниками? Вы так слабы.
Елена Никитишна молчала.
– Я вызываю, – продолжал следователь, – сегодня Куликова в качестве свидетеля. Угодно вам присутствовать при допросе?
– Ах, нет, нет, я не хочу его видеть… Я боюсь его.
– Не имеете ли вы еще что-нибудь сообщить мне?
– Ничего… Одна только просьба – делайте со мной, что хотите, только скорее, скорее. Я чувствую, что силы меня покидают и боюсь умереть раньше примирения с совестью, с церковью и людьми. Ради бога…