– Околоточный надзиратель хочет видеть барыню, – вбежала с растерянным видом горничная.
– Позови его сюда, – сказал Илья Ильич, переглянувшись с женой.
Полицейский вошел.
– Извините, Илья Ильич, я имею очень неприятное и щекотливое поручение.
– Арестовать меня и доставить судебному следователю? – быстро спросила Елена Никитишна, вставая.
– Да, именно.
– Скоро же! Я очень рада и готова. Мы сейчас отправимся?
– В предписании прокурора сказано «немедленно». Но все-таки можно и завтра, если…
– Что если?
– Если Илья Ильич даст мне слово, что…
– Что я не убегу?
Полицейский наклонил голову.
– О! Можете быть совершенно спокойны! Я сама просила мужа съездить к прокурору и жду не дождусь вызова. Пожалуй, я просила бы ехать сегодня.
– Сегодня следователь все равно допрашивать вас не будет и вам придется ночевать в доме предварительного заключения. Лучше поедемте завтра утром. В девять часов утра я буду здесь. До свиданья.
Он ушел. Коркин стал ходить из угла в угол по комнате. Елена Никитишна сидела, опустив голову.
– Свершилось, – произнесла она; – значит, меня завтра арестуют. Бог знает, долго ли придется мне сидеть. Только бы дело не затянулось! Скорее развязка, скорее знать все, что впереди!
– Это ужасно, ужасно, – шептал Коркин, теребя волосы и ускоряя шаги. Он не ходил, а бегал по комнате и поминутно повторял «ужасно».
– Илья, милый мой, не сердись на меня, – тихо начала Елена Никитишна, – я глубоко несчастна. Вспомни, я не хотела ведь выходить за тебя, но ты настаивал. Я не могла тогда открыть тебе все, потому что и сама не сознавала всего этого.
– Лена, дорогая, я вовсе не о себе волнуюсь. Неужели ты думаешь, мне легко видеть тебя в тюрьме?
– О! Не беспокойся обо мне; клянусь тебе, мне в тюрьме гораздо будет легче, чем теперь на свободе! Будущее тоже меня не страшит; детей у нас, к счастью, нет, жену ты найдешь в сто раз лучше меня, а обо мне не думай. Я грешила и должна нести заслуженное наказание. Ты неповинен в моих несчастиях, а я тебе причиняю неприятности. Плачу злом за твою любовь и нежность ко мне. Прости, прости!
Рыдающая Елена Никитишна упала на колени. Коркин бросился поднимать ее и начал успокаивать.
Вся ночь прошла без сна. Оба они не могли спать и не хотели расставаться последние часы.
Медленно тянулась тяжелая ночь. Но когда окно заволокло синеватым туманом, предвестником рассвета, обоим стало жутко. Час приближался, и никакие силы не могли его теперь отдалить или задержать. Можно было бы скрыться, бежать, но от разбуженной совести, от той пытки, которую перенесла за эти дни Елена Никитишна, бежать некуда. Илья Ильич перестал ходить по комнате, сел рядом с женой на диване, взял ее руки в свои, и они замерли в таком положении. Он смотрел ей прямо в лицо и любовался дорогими чертами, с которыми приходилось прощаться при таких трагических условиях и, судя по всему, прощаться навсегда. Елена Никитишна тоже не спускала глаз с мужа, и в ее влажных от слез глазах светилась мольба.