Убийца (Животов) - страница 96

Ничто не нарушало ночной тишины, и только мерные удары маятника старинных стенных часов раздавались в комнате. Это было нежное, выразительное и глубоко трогательное «прости» без слов. Так прошло несколько часов, пока совсем рассвело. В столовой подали чай, и горничная вошла доложить, нарушив безмолвную прощальную беседу. Пробило восемь часов.

– Пойдем, Лена, последний раз налей мне чаю.

Утомленные нервы не выдержали, и Илья Ильич зарыдал, как ребенок. Зарыдала и Елена Никитишна. Они бросились друг другу в объятия, и в таком состоянии застал их ранний визит околоточного надзирателя.

– Пора, Илья, пора, – произнесла Елена Никитишна.

– Про… прощай!..

– Прощай, прощай, да пошлет тебе Господь… – рыдания не дали ей кончить фразы. – Прощай, дорогой мой. Прости! Постарайся скорее забыть меня! Не тоскуй.

И, наскоро отерев глаза платком, Елена Никитишна подошла к полицейскому:

– Я в вашем распоряжении, едем.

– Вам не запастись ли вещами, может быть, несколько дней пройдет, – предложил полицейский, – я подожду.

– Нет, нет, скорее, мне ничего не нужно. Едем. Прощай, Илья!

И, набросив бурнус, покрыв голову платком, она пошла.

Илья Ильич помог ей сесть в карету. Полицейский, вскочив. захлопнул дверцы. Карета тронулась. Елена Никитишна высунулась из окна и, увидев стоявшего еще на крыльце мужа, начала кивать ему головой. Илья Ильич не видел этих кивков. Карета давно уже скрылась, а он все еще стоял. Вдруг он пустился бежать, замахал руками и закричал:

– Погоди, погоди, держи!..

Несчастный потерял рассудок.

25

У следователя

Иван Степанович Куликов, как зверь, метался у себя в кабинете. Он сжал кулаки, стиснул зубы и вытаращил глаза, так что если б кто-нибудь увидел его в эту минуту, то невольно испугался бы и поспешил убежать. Он воистину наводил своим видом панический страх даже на далеко не трусливых! С него смело можно было рисовать картину какого-нибудь разбойника с большой дороги.

Куликов приходил в бешенство от постоянных неудач за последние дни! Ему не везло решительно во всем! Он заметил, что у невесты его нашлись какие-то «заступники» и, чего доброго, свадьба может, пожалуй, расстроиться. Скандал в его «Красном кабачке» продолжал осложняться, и надежды на благоприятный исход почти не было. Коркина не только не явилась к нему на свидание, но и вчера он получил повестку от судебного следователя, приглашающего его свидетелем по обвинению Коркиной в мужеубийстве. Этого только недоставало! Вместо выгодной доходной статьи и интересной интрижки его впутали в уголовщину!

И, в бессильной злобе, он метался по квартире. Больше всего его приводило в бешенство, что подле него нет живого существа, на котором он мог бы сорвать свою злобу, выместить все свои неудачи. Ему нужно было в эту минуту крови, чужих страданий, стонов, слез, отчаяния. Это послужило бы для него утехой, он отвел бы душу. А между тем, около него ни одного безответного существа, и он один только рвет на себе волосы.