— Вот и тебя просят поставить роспись, ставь вот здесь! — Провоторов хлопнул Егорова по плечу. — Сие значит, что ты согласный здесь хранить свой жир.
Егоров перо взять не спешил. Спросил краснорожего:
— А забрать своё золото я когда смогу?
Вокруг Егорова и Провоторова тотчас забурокотела англицкая речь. Сильно горячился Иоська Гольц, однако совсем спокойным был краснорожий банковец. Да и прибежавшие на громкую речь пара молодых банковцев тоже не кипятилась.
Потом Иоська перевёл:
— Забирать золото пока нельзя. Будешь пока получать по сто долларов в месяц. На прожитье. Вот по этой книжке с чеками. Напишешь в чеке сумму в сто долларов, поставишь подпись, только точно такую же, какую просят тебя поставить на банковском договоре, рядом с подписью Ильи Никифорыча. Потом получишь деньги, сто долларов. Это здесь деньги большие. А золото твоё пока завесят особые люди из Вашингтона, из здешней столицы, да пока ещё проштампуют. Это, брат, год будет двигаться, такая здесь процедура признания нашим государством твоей собственности на золото.
Слово «процедура» Егоров не понял, но уже сообразил, если звучит «дура», значит, его обманывают. Не понимал лишь — как. Но обманывают. Ладно...
Егоров взял гусиное перо, поставил свою фельдъегерскую подпись, этому его специально и долго учили, потом взял чековую книжку, открыл и там, где на листе проведены две черты, написал по-русски: «Сто долларов» и опять расписался.
Удивился, но вида не показал, когда ему тотчас выдали пять монет, тяжёлых, серебряных. На монетах с женским профилем имелось выбитое число «двадцать». Что же, поверим, что двадцать. Егоров упрятал монеты в карман азяма и повернулся к Илье Никифорычу:
— Теперь куда пойдём?
— Ты, Ляксандра Дмитрич, иди куда хошь. У меня здесь свои дела. И дел у меня много. С тобой пока станет ходить вот он, Иоська Гольц. Его слушайся. Через месяц здесь же встретимся и подробно всё оговорим. Иди, иди, ты теперь здесь человек богатый, иди...
* * *
Тот купец, что долго жил в России, и что знавал графа Толстого-Американца, и к которому Егоров да Иоська Гольц пришли, как было указано, следующим утром, в дом их не пустил. Вышел на крыльцо, прищурился, оглядел большую фигуру Егорова и сказал, драконя русские слова:
— Будешь грюзить тюки. Пять долларе в неделью.
Иоська Гольц, сволочь, заулыбался, закивал.
Егоров съездил ему по шее, а купцу, или кто он был, рявкнул в рожу:
— Грузи сам свои тюки! С кем говоришь, собака?
Иоська Гольц тут же перепугался, потянул Егорова от купцова дома. Тот орал им вослед русские неприличности, да орал совсем не то, что надо бы орать. Подзабыл купец в Америках, как орутся русские непотребства.