Александр Егоров внезапно ощутил великое упрощение на душе, будто махом смыло из души тревогу, страх и подленькое желание раскаяться за свой побег из гвардейского полка. Хоть бы и перед полицмейстером сибирской губернии. Дезертирство полное, как ни крути! А ещё он переживал, как ему, теперь рядовому штафирке, добраться до города Тобольска, да как поклониться большому купчине, да как ему бы понравиться? А тут, гли-кось, сам Провоторов оказался в трёх саженях от него. Понятное дело, такой купец не пропустит великую ярмарку! Как об этом сразу не догадаться? И совсем купчина Провоторов не страшный, а, наоборот, простецкий такой... Кто бы, окромя простеца, натянул на себя лиловый жилет с блёстками, а голову покрыл цилиндром сиреневого цвета? Так вот она какая — Сибирь! Простая, неучёная и потому — скромная!
А ещё та Сибирь — скоромная! Потому что при звуке бубенцов тотчас выкатился из трактира толстый, бородатый донельзя целовальник и на серебряном подносе подал купчине Провоторову серебряный стаканчик с водочкой. А рядом со стаканчиком лежала головка лука, корка чёрного хлеба, да горкой насыпана соль. И отсверкивало на солнце очищенное яйцо. А была пятница, как раз постный день, яйца не полагалось есть в пятницу. Однако — это же Сибирь! Видимо, сами здесь решают, что есть, а чего не надо.
Александр Егоров, шевеля крепкими плечами, пробрался почти к самой коляске Провоторова.
Провоторов поднял серебряный стаканчик, громко сказал:
— Ну, пью за сибирский народ да за саму нашу Сибирь — Золотое Дно!
И выпил. Томно заел водку яйцом, обмакнувши его в соль, долго жевал чёрную корку хлеба. Толпа всё увеличивалась. Люди жадно следили за купеческими повадками. Тут же, под бой барабанов и под трубный, разливистый гудёж, из трактира вышел молодец в красной рубахе, в плисовых штанах, да в сапогах оленьей кожи, рублей двадцать стоили те сапоги, если не более! Ах, хороши у молодца сапоги, любой офицер бы позавидовал!
Бородатый целовальник принял у купчины серебряный поднос, передал его подсунувшемуся половому, а от него принял поднос медный, чайный. А на том подносе стоял уже ковшичек с водкой, да желтел под солнцем жирный кус осетрины величиной с половину тележного колеса.
— Хрену, уксусу на осетра не забыл? — спросил целовальник у полового.
— Как можно? Такие люди гуляют! Ишь ты, как нонче разоделся артельный атаман Колька Шпора! Прямо жених! — заорал половой удалец в толпу.
— Жених, жених... — громко хохотнул купчина Провоторов.
Молодец в красной рубахе, артельный атаман бугровщиков Колька Шпора, поклонился купцу Провоторову, махнув рукой по земле, и так же громко ответствовал купцу: