— Народ велит мне сказать тебе, Илья Никифорыч, большое спасибо! Что есть тебе от нашего народа, твоё степенство, великое благодарение за твои труды и старания в его пользу и на его благо. Пью за тебя, Илья Никифорыч, как и каждый бы из нашего народа выпил!
Молодец выхлебнул ковшичек водки, утёрся рукавом и в один присест зажевал осетрину.
Купец Провоторов поднял свой цилиндр в благостном приветствии. А из трактира половые уже тащили подносы с насыпанными на них кучами калачей, пряников, сушек, баранок, конфет и пластов дорогой, вяленой рыбы. Колька Шпора пошёл горстями швырять те подарки в толпу. Швырял с барской ленцой, будто в толпу летели золотые монеты.
К нему подбежали ещё несколько крепких бородатых мужиков в таких же красных рубахах, стали помогать высвобождать подносы от подарков.
В толпе хохотали, толкались, ловили калачи, ломали пряники, ломали жирную рыбу. Особенно гонялись за конфетами. Кто-то ползал по земле, собирал конфеты даже с земли.
Пока толпа отвлеклась, Илья Никифорыч Провоторов сошёл с коляски, прошагал пять шагов по красному бархату и взошёл на крыльцо трактира. Его тут же подхватил под локоть целовальник и вовлёк внутрь. Туда же укрылся и Колька Шпора.
У самого же крыльца трактирные молодчики выставили трёхведёрную бочку с водкой и в три ковша стали потчевать толпу. Закуски набросано пудов пять, чего бы и не выпить?
Александр Егоров пробился сквозь пьянеющую толпу ко крыльцу трактира, только хотел подняться по красному бархату на ступеньки, к дверям заведения, как ему сверху пробасили:
— Не замай! Иди далее, тута занято. Наш ватаман Колька Шпора справедливый расчёт из купца вынает.
Александр Егоров поднял голову.
Два огромных мужика, один одноглазый да с топором, другой с толстой палкой, до того скрытно сидевшие за толстенными брёвнами, держащими крышу над крыльцом, теперь высунулись. Крыльцо трактира с определённым умыслом ещё огораживали толстенные перила, с прибитыми к ним кедровыми плахами. На том затинном крыльце хоть грабь, хоть режь кого, с улицы неприметно.
За проймами безрукавной душегрейки под руками у Егорова торчали рукояти двух пистолей. Снаружи их не видать, но пистоли — оружие убедительное в этих окоёмах. Вытащить оба, пальнуть в воздух?
Нет, так всю ирбитскую ярмарку переполошишь, ярмарочные пристава могут за стрелком и погнаться...
— Скажи Провоторову, до него есть спешное дело у петербургского купчины Александра Егорова. То есть у меня... — Егоров специально обратился только к Одноглазому. Тот, видать, в разных делах бывал, всякую недоговоренность понимать должен. Егоров вынул из поддёвки рубль, подкинул так, чтобы Одноглазый не сумел уловить его падение, подбирал бы с пола.