– Спасибо, – говорит она, почти не дыша. И остается стоять на месте, будто боится шелохнуться. Я протягиваю руку к ее щеке, играю с прядкой выбившихся волос. Потом медленно заправляю ее за ухо, легко-легко провожу по его нежной округлости, касаюсь жемчужной сережки и опускаю руку.
– Ты так прелестна сегодня, Кэти, – говорю я ей очень тихо. А мысли мои совершенно разлетелись. Я весь в напряжении. Не пробыл здесь и пяти минут, а все, о чем могу думать, это как далеко она позволит мне зайти.
Все потому, что я хочу ее трогать. Целовать ее.
Хочу безумно.
Кэти
Тогда
– Ну вот, – сказал он, когда мы остановились напротив низкого невзрачного здания, построенного, видимо, в 60–70-х годах. Здание выглядело неприятно. Низкая пологая крыша, кирпичные стены, выкрашенные в бледно-зеленый. Почему-то я сразу подумала, что так, должно быть, выглядит тюрьма. – Вот мы и на месте.
Оказывается, в своих мыслях я не так уже сильно ошиблась.
– Это что, полицейский участок? – Я по-детски протерла воспаленные глаза грязным кулачком.
Я страшно устала. Мозг совсем отключался. Я не могла ни на чем сосредоточиться. Хотелось пить. И прилечь, чтобы хоть на секунду закрыть глаза. И еще к маме и папе. И домой.
– Да. Так что иди. – Он толкнул меня в плечо довольно грубо. Я отступила и повернулась к нему лицом. – Чего ты ждешь? Иди, давай.
– Что значит «иди давай»? Ты что, не зайдешь туда со мной? – спросила я подозрительно.
Он покачал головой, и ему на глаза упала черная, вороная челка. А губы стали тонкими, как нитка. Но кольцо на губе все равно было заметно. Он то и дело быстро облизывал его языком. Закрыв глаза и затаив дыхание, я ждала, что он скажет. Кажется, прошла целая вечность. И когда наконец он выпалил, сбивчиво и прерывисто, я уже знала, что не хочу этого слышать.
– Я… я не могу, Кэти.
В его темных, воистину бездонных глазах было столько боли.
– Если я войду с тобой туда, вся моя жизнь изменится.
– И почему это плохо? – Я не могла понять, почему он не хочет ничего изменить. Что хорошего в том, чтобы жить с таким отвратительным отцом? Что он делал Уиллу? Издевался над ним? Заставлял его…
– Я не знаю, но мне очень страшно, – ответил он резко. – Я лучше сбегу от отца и не буду иметь к этому всему отношения, понимаешь?
– Нет, не понимаю, – разозлилась я. Из-за того, что он не хотел зайти со мной в полицейский участок. Из-за того, что он толкнул меня, как будто бы я ему неважна. Я не понимала его. Он весь состоял из противоречий. Запутавшийся, испуганный одинокий мальчик, который решил, что лучше остаться с отцом-чудовищем, чем попросить о помощи. – Ты должен зайти со мной.