В баре «Озирис» было так же пусто, как бывает на вокзале около трех часов утра. Зарплату на шахтах и рудниках еще не выдали, и музыканты играли для одной-единственной пары. У кавалера были очень длинные и очень редкие волосы и какой-то дурацкий пиджак в клетку. В продолжение всего танго он извивался ужом и все время норовил обглодать физиономию своей дамы. Музыканты играли без энтузиазма и, вместо того чтобы работать, наблюдали за танцующими, видимо, их занимало, куда партнер сплюнет откушенный у дамы нос. В антракте то бас, то флейта, то гитара отпускали непринужденные реплики в адрес танцующих. На обтянутых черной тканью креслах развалясь сидели несколько местных плейбоев[33].
В этой скорбной атмосфере мы с женой оттанцевали два или три нудных танца. Осторожность, с которой мы прикасались один к другому, лишь окончательно подтвердила нашу уверенность, что уже исчерпано все. И от супружески враждебных и искренне дружеских, через простецко-моравские до понимающе-любовных отношений мы благополучно подошли к нулю. Наступил некий неопределенный период, когда стынет в жилах кровь, немеет язык и все эмоции истощены.
В баре «Озирис» мы продержались до двух часов ночи. Ни один из нас не решился сказать первым, что ему здесь скучно. Точнее, что ему не было бы скучно, если б он был здесь не с тем, с кем есть. Возможно, нам обоим синхронно пригрезился оптимальный выход: завтра к нам в дверь позвонит абсолютно незнакомый мне мужчина либо незнакомая моей жене женщина и трагически провозгласят, что того или ту любят так, что не могут без него-нее жить. Что же касается детей, все утрясется.
Домой мы приехали в такси. Жизнерадостный водитель заверил нас, что мы можем целоваться, он-де к этому привычен.
Малышка и тетушка против ожидания не спали. Наоборот, Малышка шаловливо скакала по чехлам и оживленно щебетала. Чересчур оживленно для столь позднего часа. Тетушка жаловалась, что Малышка с вечера сильно кашляла и что в целом доме она не могла найти липового чая. Липовый цвет у нас был, но на чердаке. Нам он уже давно ни к чему. А так как Малышка от кашля просыпалась, тетушка зашла к своей здешней приятельнице. И хотя у той липового цвета не оказалось, зато были большие запасы медикаментов, скопившихся еще с времен основания старейшей живенской лекарни, фасад которой украшали сграфитто, эскизы которых делал еще Микулаш Алеш[34].
Соседка дала тетушке лекарство, после которого Малышка перестала кашлять, но отказывалась спать.
Малышка действительно не выглядела сонной. Она кинулась мне на шею и начала сбивчиво нести какую-то чушь, подобную, вероятно, тем сказкам, которые пытался придумать Ярослав Гашек…