Прошло несколько лет, но от мысли выйти замуж Пагачова не отказалась. Являлись женихи, согласные предать забвению ее грех. Но в большинстве своем это были вдовцы с ребенком, а то и не с одним, и это не нравилось мамаше Пагачовой. Она не желала делить Юлеков хлеб, достающийся ей с таким трудом, с чужими ребятишками. Мамаша Пагачова вообще не хотела больше никаких детей. Она была уже довольно взрослой девицей, а ее мать все рожала и рожала нежеланных детей. И когда впоследствии она и сама родила двоих, то и вовсе против собственной воли. Забеременев Мартином, она перепробовала кучу бабьих средств, как позднее оказалось, совершенно бесполезных.
Женихи являлись, получали отказ и уходили, а своенравная, трудолюбивая невеста не отрывалась от ежедневной надсадной работы.
Но вот появился Мартин Пагач, человек немолодой, ветеран первой мировой войны, которая оставила на нем весьма заметные следы. Во-первых, военные доктора ампутировали Пагачу левую ногу до половины голени, во-вторых, с поля боя он возвратился с весьма глубокими странностями, что мало приличествовало даже всему сумасбродному роду Пагачей. Мартина отправили в клинику для душевнобольных в Кромержиже.
Там произошло редкостное чудо: он попал к врачу, который сам был инвалидом войны и неплохо разбирался в своем деле. И свое отношение к пациентам не ставил в зависимость от их богатства. Через два года Мартин Пагач покинул кромержижскую клинику относительно здоровым человеком.
Прибрал, подлатал свою пустую избенку. Прежнее трудолюбие вроде бы вернулось к нему, но денег на покупку лошади — единственной его опоры в ремесле до войны — не было. Пагач ковырялся в поле, мастерил метлы, деревянные мутовки и грабли. Свои поделки грузил летом в тачку, зимой в санки и обходил далеко разбросанные дома на выселках. Так он прожил несколько лет, пока однажды в ноябре не завернул к довольно отдаленному дому своей будущей жены, а тогда незамужней матери Юлека. Юлеку было уже семь лет. Он корпел над задачками при свете керосиновой лампы и хныкал — не хотел делать уроки, ведь гулять было куда интереснее.
— Беги, Юлинек, беги, — сказала его крикливая мать со всей нежностью, что проявлялась исключительно к сыночку.
Мальчик убежал, а два человека, до того несшие свой тяжкий жизненный крест в одиночку, остались в сумеречной горнице вдвоем.
Довольный выгодной продажей товара, Мартин Пагач глядел на собеседницу поверх предложенной кружки молока. Рослая, крепкая, видно, много работающая женщина. От этой случайной близости в Мартине Пагаче пробудились давно забытые желания. С тех пор как вернулся с фронта, он не проявлял к женщинам ни малейшего интереса. Удивленный приветливым приемом этой одинокой волчицы, он вытащил из-за пазухи плоскую фляжку, изготовленную на жаловском стекольном заводе, с домашней сливовицей.