Солнечный день (Ставинога) - страница 198

И хотя он не мог бы, казалось, самостоятельно подняться на ноги, сознание работало ясно. На палачей он не обращал внимания — их тут не было.

И самого Гриши тут не было. Он несся на коне по широкой степи, целовал маму перед сном, бренчал с отчимом на пианино веселые мелодии Дунаевского. Сражался бок о бок с Митей Сибиряком, в словацких горах катилось эхо их выстрелов, и Митя торжествующе что-то кричал… А еще Гриша увидел своего преподавателя Василия Петровича Лобанова, с его саркастической усмешкой. И Диночку — свою первую и последнюю любовь. И мальчишек, мальчишек с Усачевки, они дразнились: «Маменькин сынок, маменькин сынок!» И сверкающую Москву в упоении первомайских праздников, гордую, непобежденную…

Это не были горячечные сны. Когда гестаповцы подняли его с пола, Гриша знал, куда идет. Позволил поддерживать себя, понимал — у него не хватит сил.

Но перед виселицей оттолкнул своих провожатых, чтобы идти самому.

Уже с петлей на шее испытал искушение пнуть ближайшего палача по примеру деда. Но потом отказался от этого намерения. От повторения гордый жест деда потерял бы всю значительность…

Гриша поднял голову, обнял взглядом звездное предвесеннее небо, раскинувшееся над страной, о которой недавно, совсем еще недавно, он знал лишь из уроков географии. Над страной, за чью свободу через несколько секунд он отдал свою жизнь.