— Ты что, больше в штейгерах не ходишь? — спросил он.
— Хожу, — ответил я мрачно.
— Так почему у тебя такие страшенные лапы?
— Работаю по воскресеньям в «Конго», на дороге, — признался я.
Что такое «Конго», отец знал хорошо. Он вкалывал там несколько лет.
— На что тебе столько денег? И почему Элишка пошла на работу? — выпалил он то, что мучило его вот уже несколько месяцев.
— Копим на машину, — признался я в надежде, что отца, всю жизнь ходившего пешком, тоже ослепит лучезарное видение.
Отец приподнялся на стуле.
— Ты болван, — сказал он с чувством, — вол рогатый! Для того я дал тебе образование, чтобы ты маялся, как корова, из-за пары центнеров дурацкого железа? Ты что, голодаешь? Детям не на что обувку купить? Одеял нету? Картошки? Приходи ко мне, я не бедствую, могу подбросить. Но не на телегу! — Голос у отца пресекся. — На телегу не дам и медного гроша!
— Мне ничего не надо, — неуверенно оборонялся я. — Если б хотел, давно бы пришел. Мы к вам и Малышку не приносили, чтоб вы не догадались.
— А я и не собираюсь тебе давать, — свирепо отрезал отец.
— Кому-то и там надо работать, — попытался я перевести разговор на высокогражданственные, общественно важные причины, чтобы как-то объяснить свою исключительную любовь к труду.
— Надо, — допустил он. — Но не каждому и не по всякой причине. Прежде чем влезать в дерьмовую затею, не худо и мозгами пораскинуть. Здесь у вас тоже дерьмом несет! — И он потянул носом, хотя наша квартира всегда была стерильно чистой. — Не худо бы подумать, — продолжал он, — что ты у меня один-единственный сын и я хочу дождаться внука. Автомобиль не утешит тебя на старости лет и не родит тебе внуков.
И, схватив шапку, отец, не попрощавшись, хлопнул дверью.
— Послушай, — сказал я в тот же вечер Королеве Элишке, — может, нам на эту машину на…
Я специально избрал именно это грубое слово. Оно точно определило мое теперешнее отношение к «железной мечте».
— Пожалуй, — ответила Королева Элишка. — По правде говоря, я и сама давно об этом думаю.
На следующий год у нас родился второй ребенок.
Как вы и сами понимаете — девочка.
Даю слово, мы вовсе не хотели сделать отцу назло.