Но он ведь не будет жить в ее смежной комнате следующие семь с половиной месяцев — это неправильно для них обоих. У него есть офис и дом в Нью-Йорке, клубы и курорты по всему миру, роскошная жизнь, а ей нужно личное пространство, чувство равновесия. Как можно мыслить здраво с гостем, буквально излучающим тестостерон? Вот почему она так отчаянно хотела вернуться к работе. Ей нужна какая-то перспектива.
В дверь постучали.
— Войдите, — позвала она, чувствуя укол совести. Ведь обычно закрытая дверь служила для коллег знаком того, что начальница недоступна. Однако сейчас она всего лишь составляла список врачей.
Дверь отворилась, и вошел Рамон. Улыбка на лице Эмили тут же погасла. Она раздраженно посмотрела на него.
— Не знай я, что ты все же любишь мои визиты, дорогая, я бы оскорбился, глядя на твою рожицу сейчас.
Сердце ее радостно подпрыгнуло.
— Я думала, у тебя весь день встречи в клубе «Цитрин», — произнесла Эмили, оглядывая его костюм в полоску и размышляя о том, сколько женщин сегодня, должно быть, потеряли голову. — У тебя что, нет других дел, кроме как постоянно наведываться ко мне?
Его темная бровь приподнялась.
— Например?
— Не знаю… В Париже или Нью-Йорке. А может, в Заполярье?
Опустившись в кресло, Рамон произнес:
— Знаешь, ты мила, когда тебя не тошнит.
Эмили негодующим взглядом посмотрела на него:
— Это не смешно.
Улыбка на его губах свидетельствовала об обратном.
— Как ты себя чувствуешь?
— Превосходно. Так же, как и час назад, когда ты мне звонил с тем же вопросом.
— Голова кружится?
— Уже лучше.
— Тошнит?
— С утра нет.
Сегодня все повторилось с точностью, как и вчера. Постояв с ней, Рамон на руках отнес ее в кровать и удалился к себе. Эмили с трудом удержалась от того, чтобы не кинуться к нему на грудь, умоляя, чтобы он остался.
— Правда, — произнесла она. — Я прекрасно себя чувствую.
Он нахмурился:
— Для меня слово «прекрасно» совершенно не сочетается с постоянной тошнотой.
— Это просто токсикоз, это не смертельно, — возразила Эмили, тут же вспомнив о матери и прикусив язык.
— Или это может быть гиперемезис беременных.
Она беспомощно моргнула.
— Что, прости?
— Сильная рвота, — пояснил Рамон. — А это может нанести вред и тебе, и ребенку.
Эмили в удивлении не сводила с него глаз.
— Откуда ты вообще это знаешь?
— На твоем столике лежат буклеты — их тебе дал врач. — Рамон прищурился. — Ты же ведь их прочла, разве нет?
— Я в процессе, — невозмутимо сказала Эмили.
— Отлично, — резюмировал Рамон, вставая. — Пойдем.
— Куда?
— На обед.
Она покачала головой:
— Я не голодна.
— Ты должна есть, Эмили, — строго возразил Рамон. — Для себя и для ребенка.