— А ты полагаешь, это было бы правильным исходом?
— Конечно, — удивленно ответил он.
— Откуда ты знаешь?
Он прищурился:
— Дать нашему ребенку дом, семью — разве это не правильный выбор?
Эмили напряглась — красивая картинка. И как легко поддаться этой мечте — представить Рамона своим мужем, представить их совместную жизнь в этом прекрасном доме.
— А ты хочешь этого, Рамон? Вот такую домашнюю жизнь? Ты же навсегда будешь привязан к жене и ребенку.
Рамон опустил руки, и в лице его проскользнула тень.
— Мне тридцать лет. Большинство мужчин в конце концов бросают холостяцкие привычки.
Эмили ощутила еще большую тяжесть.
— Я ведь не спрашиваю тебя о других, я хочу понять, чего хочешь ты. Если бы не та ночь в Париже, — настойчиво продолжала она, — и я бы не забеременела, ты бы сейчас тоже делал мне предложение?
— Но ты беременна, Эмили, — холодно парировал Рамон. — И ребенок мой. — Он отошел на пару шагов и повернулся к ней спиной. — А ты бы хотела, чтобы я был приходящим отцом? Который появляется и исчезает по заранее установленным дням?
Кровь отлила от ее щек: именно так она себе и представляла их будущее. Но в описании Рамона это звучало ужасно. Эмили вспомнила, как, будучи маленькой, горько плакала, свернувшись на кровати, думая, что отцу наплевать на нее. Она со страхом спросила:
— А что же будет с нами?
— Что ты имеешь в виду? — с подозрением спросил Рамон, приближаясь.
— Ну… — Эмили замялась. — Наши отношения — что будет с ними? Ты же говоришь о браке, а это пожизненная ответственность — по крайней мере, до тех пор, пока ребенок не вырастет и не начнет свою жизнь. Это, возможно, лет двадцать. Двадцать лет, Рамон, ты будешь привязан к ребенку… и ко мне. Двадцать лет без… — Она вновь умолкла.
— Женщин, — закончил он.
Эмили вскинула подбородок.
— Я не хочу мужа, который будет мне изменять.
— Мы с тобой беседуем о браке, Эмили. Да, я понимаю, о какой ответственности идет речь. Кстати. — Рамон пристально посмотрел на нее. — Я тоже не потерплю измены.
Эмили беспомощно смотрела на него. Часть ее сознания готова была ему поверить, а другая твердила, что все это не важно, потому что ни о каком браке не может идти и речи. И потом, сейчас, когда они не насытились друг другом, легко клясться в верности. Что будет дальше, когда она станет неповоротливой и толстой, измученной беременностью и уставшей?
Рамон снова положил руки ей на плечи.
— Нам хорошо вместе, дорогая. Неужели ты могла бы с этим поспорить?
— Страсть — это не основа для брака.
Губы Рамона дрогнули.
— Но неплохое начало, разве нет?