Рифат с волнением смотрел на своего господина, как тот поморщился и попытался устроиться поудобнее на подушках. От напряжения и боли на лбу Аднана выступил пот и сбилось дыхание. Он проводил взглядом свою новую игрушку и не отрывал его пока та не вышла за дверь. Раненый, ослабленный, а взгляд тяжелый, голодный из-под ровных слегка сошедшихся на переносице бровей так полыхает едва сдерживаемой страстью настолько обжигающей, что Рифат невольно вздрогнул, понимая, что для его господина русская рабыня уже далеко не просто игрушка.
— У братьев помощи просить не стану. Обойдутся заиметь лишний повод сделать меня своим должником. Набери людей по деревням, Рифат. Обещай высокую награду и мое личное расположение.
— Время займет, а у нас этого времени совершенно нет.
Аднан поднял взгляд на своего верного помощника и теперь глаза одного из самых жестоких и кровожадных сыновей Кадира прожигали Рифата как радиоактивные лучи.
— А ты сделай так, чтоб не заняло. Сколько людей сейчас способны держать оружие в руках и скакать верхом? Отбери самых надежных. Дай им на дорогу не больше трех суток.
— Тогда в деревне никого не останется, брат. А Асад хитер, как лис, он может выжидать и предвидеть каждый твой шаг…а еще я склонен к тому, что в отряде есть тварь, преданная или перекупленная Асадом.
— Несколько лет назад мы с тобой вдвоем защищали целое поселение женщин и детей.
— Ты ранен.
— Я с утра встану на ноги. А надо будет встану и раньше. Отправляй людей. Я хочу, чтоб завтра у меня было собрано новое войско. Доложи мне кто из наших остался в живых. Разобьем отряд на несколько мелких отрядов.
Приподнялся и рывком схватил флягу с водой, открутил зубами крышку, выплюнул в сторону. Сделал несколько больших глотков, вытер рот тыльной стороной ладони и поставил флягу обратно на пол. На повязке пятна крови расползались все шире.
— Твоя рана открылась. Я должен позвать Икрама пусть посмотрит тебя.
Аднан кивнул и его лоб начал нова покрываться испариной. Рана действительно открылось и перед глазами периодически темнело. Усмехнулся сам себе — рядом с белокурой девочкой-зимой у него не то что ни черта не болело он готов был ее взять немедленно, как осатаневший от похоти самец. Распластать на полу и наконец-то врезаться в ее тело. Даже сейчас пока Рифат говорил ему о потерях ибн Кадир все еще ощущал под своими пальцами ее шелковистую кожу, ее каждую мурашку и твердые, сжатые в комочки манящие соски. От его поцелуев-укусов они стали малиновыми, и ее горячая плоть внизу так жадно приняла его пальцы, что он чуть не завыл от адского возбуждения. Какие к черту раны? В ее присутствии он бы восстал из мертвых.