Все такое привычное и знакомое. Можно сказать, родное.
Внезапно что-то изменилось. Будто включили дополнительное освещение, и пасмурный вечер стал светлым днем.
– Мать твою, да что это?
Диспетчер охнул и снял очки, чтоб протереть их. Да так и выронил.
Как в замедленной съемке, вдали – со стороны холма – поднимался исполинский пылевой столб.
Он совсем не испугался. Такое уже бывало. Просто проводят взрывные работы на разрезе, на соседнем горном отводе… Там тоже добывают уголь, но открытым способом. Ведь так?
Но гриб, вместо того чтоб опасть и рассеяться, поднимался все выше. Рос как на дрожжах и уже заслонил половину горизонта, упираясь прямо в небо.
А потом пришел и огонь.
* * *
Человеку снилось что-то хорошее, но его упорно трясли за плечо, грубо вырывая из этого видения.
– Михалыч! Проснись, Михалыч!
Лежащий на низкой больничной койке под застиранным байковым одеялом даже бровью не повел.
– Да просыпайся ты, старый черт.
Спящий вздрогнул. Открыл глаза… и разразился таким отборным матом, что если бы рядом были растения, они бы завяли. Но никакой зелени кругом не было. Только в маленькой теплице на первом этаже офтальмологического корпуса.
– Да ты… такой и растакой… Да чтоб тебя… туда и растуда… и в уши… и в нос… и в хвост…
Минуты две он разорялся, потом поток сквернословия иссяк так же внезапно, как начался.
– А… это ты, вертухай. Какого рожна тебе надо?
– Дело есть, – Серега Лыков, бывший охранник из ЧОПа, а ныне второе лицо в их маленькой коммуне, не обиделся на оскорбительное прозвище или не подал вида, – меня Главный прислал.
– И… чего ему надо?
– Угля мало. До весны не хватит. Сам знаешь… когда в онкологическом перекрытия обвалились… мы весь, который там хранился, потеряли.
– Нечего было туда ссыпать. Говорили же, что здание на ладан дышит.
– Это уже дело прошлое. Надо на шахту съездить, пока не замело. Бери свой тарантас и поехали, как стемнеет.
В помещении стоял полумрак. Где-то капала вода, хотя трубы уже много лет были сухими. Но грунтовые воды делали свое дело, медленно и неумолимо, и людям приходилось постоянно бороться за то, чтобы не заливало по щиколотку. За стеной – в соседней подвальной клетушке – раздавался детский плач. Из-за тонкой деревянной перегородки с другой стороны доносилось чье-то ворчание. Обитатели подвала Центральной Городской Больницы жили своей жизнью, встречая очередной ноябрь под землей.
Уже сейчас тут зябко. А зимой будет зверски холодно. Зимой они тесно набивались в подвал одного корпуса, кардиологического. Тот был самый утепленный.
Отапливали углем – у больницы собственная котельная, как раз рядом с этим корпусом, и один из котлов по-прежнему работал. А запас угля они постоянно пополняли. Сначала на тачках летом, зимой на санках. Потом сумели оборудовать старый «ЗИЛ» из больничного гаража газогенераторной установкой. Теперь он мог ездить хоть на дровах, хоть на угле. Благо, того кругом хватало. Его для уцелевших должно хватить на много тысяч лет – даже добытого. Столько они вряд ли проживут.