Рука вспыхнула пламенем – не ледяным, прячущим в себе странную и неживую жизнь, нет. Вспыхнула горячим и обжигающим огнем, вцепившимся в мясо с кожей даже через перчатку – от накалившегося на жаровне ножа, опущенного одурманенным Морхольдом.
Тот привалился к стене, выпустив малиновый от жара клинок. Вцепился почти обожженной рукой в ледяную землю и камни, раскинул пальцы пауком, остужая и бормоча про себя что-то давненько забытое. К кому и зачем он обращался – спустя несколько мгновений даже не вспомнил. Но липкая черная паутина, раскинувшаяся перед глазами и в голове, треснула льдинкой первых заморозков, звонко лопнула и рассыпалась.
– Не, мне точно налево, – Морхольд поднял почему-то полностью почерневший нож, еще не остывший и прячущий внутри почти неуловимо вспыхивающие багрово-алые искорки. – Прости, дружок, но тебя я с собой больше не возьму. Что-то не то с тобой.
В левый проход, рокотавший эхом, возможно, от того самого бдения, Морхольд почти забежал. Совсем неладное творилось тут, почти в двух шагах от нормальных людей. Что-то чересчур темное и странное. Он шел вперед, почти не скрываясь, вдруг поняв простую вещь: ему очень хочется взять и покрошить местных в капусту. За что?
Ответ пришел сам по себе.
За их собственное, очень ощутимое зло.
За службу ему.
За жертвы для него.
Если есть на свете что-то выше человеческого материализма, Господь Бог Саваоф, Аллах или Будда, то они не станут просить жертв. Зачем, если они и так могут взять все необходимое? Жертвы приносят не Богу. А другому.
Шаги он услышал загодя. И вжался в густую тень между двумя светильниками. Дальше, вроде бы, начинались те самые жаровни. Но пока…
Те, на причале, были с виду обычными наемниками. Младшими братьями-дружинниками, не иначе. Этот… это существо, служившее зову из ледяной бездны, выглядело, как в кино. Его скрывало что-то черное и просторное, с капюшоном, смахиваюшее на самую настоящую рясу с клобуком, правда, со светлым узором, бегущим по рукавам и краю капюшона. Зачем существо шло в сторону Морхольда, того не волновало. Заказ заказом, но кипящая внутри чистая ярость просила выхода.
Шею свернул тихо и спокойно, как куренку. От тех вреда порой больше, когда зубками хватаются за руки. Куры пошли последнее время так себе, яиц маловато, мясо жесткое, а вот жрать любят все больше мясцо. А тут – цоп, хвать, хрусть, ох-х-х, хлюп – и все.
Хламида подошла, спрятав под собой все снаряжение Морхольда. А вот о таком необходимом допросе он вспомнил немного позже. Ну не беда, разберется. Тело отволок к распутью и закинул туда, откуда выло холодом и зовом. Только сейчас, если и пробирало, то не до мозга костей и желания бежать к нему. Хрена лысого, обойдешься.