– Ша, Маша! Я Дубровский, мать твою!
– Кто?!
– Говорю, послали меня за тобой с Курумоча!
– Врешь!
– Да елки… – Морхольд начал злиться. – Вот мне больше делать не хрен, кроме как сюда по собственному желанию приходить. Знаешь Леху с утиным носом?
– Селезня?
Видать, знала.
– Заходи.
Морхольд скользнул внутрь, пробежался по ней глазами. Ну да, рыжая, вся в веснушках, от шеи и вниз, по крепким грудкам, животу и…
– Слышишь, пялиться хорош, Дубровский!
– Кто?
– Твою мать! – девчонка топнула ногой. – Я – Маша, ты, сам сказал, Дубровский и…
– Морхольд я, – вздохнул тот. – А насчет Дубровского было неверное цитирование в качестве идиомы.
– Ты ж из старых… – протянула рыжая Мария. – Ясно.
– И чего сразу – из старых?! – Морхольд осклабился. – Давай, одевайся.
Стащил с себя балахон и отдал ничуть не смущающемуся и весьма храброму созданию. Однако, особа так особа.
– Как выбираться будем? – поинтересовалась пленница.
– Ногами, – Морхольд, распоров рясу Иннокентия, все еще лежавшего без сознания после столкновения с толстостенной миской, отцеплял гранату. – Ты откуда оружие в виде посуды взяла, дите?
– Сторож дал. Принес поесть за возможность порукоблудить.
Морхольд кашлянул.
– Что? – Маша покосилась на него, старательно обматывая ноги срезанными у Иннокентия рукавами. – Приперся и говорит – я тебе еду, а ты вон туда сходи. По-маленькому. Ну, и оставил мне кашу.
И мотнула головой на дырку в полу.
– Не зря господь в свое время спалил Содом с Гоморрой, – Морхольд сплюнул, – только от того меньше больных на голову не стало. Слушай, кстати, ты ж его раньше видела?
И пнул Иннокентия.
– Да, – Маша вдруг закостенела лицом. – В соседней камере мальчишка сидел, он к нему ходил. Тот кричал постоянно, все пять дней, что я тут. А сегодня его на бдение увели.
Морхольд не ответил, поиграв желваками. Убрал гранату и повертел в руках шнурок. Хмыкнул и поднял «Стимул».
Иннокентий пришел в себя точно в тот момент, когда ему снова запихали в рот кляп. И явно не порадовался холодному воздуху, льдисто кусавшему его заголенное ниже пояса тело. И, возможно, что-то заподозрил, начав ерзать и громко мычать.
– Переживает, – Морхольд прижал голову сектанта к полу ногой, – люблю такие моменты. Просто воплощенная справедливость. Ты не хочешь отвернуться?
– Не-а, – Маша оскалилась. – А почему тут «Стимул» написано?
– Давняя история с палками сержантов в римских легионах, – проворчал Морхольд, примериваясь битой, – не рычи, Иннокентий. Можешь воспринимать собственный «стимул» в собственном ректуме как стимулирование простаты. Тебе по возрасту положено, а убивать тебя, как и говорил, не собираюсь. Пуль жалко. Ну, вот тебе и воздаяние. И не благодари.