* * *
– Разрешите войти?
Наставник оторвал взгляд от журнала с АКМ на обложке и нахмурился, словно у порога оружейной стоял не ученик, а старый недруг, замысливший очередную подлость.
– Разрешаю. Почему слоняешься без дела? Разве я не дал тебе список? Все нашел или опять половину слил музейщикам?
– Откуда?..
– От верблюда, – он кашлянул в кулак и вытер ладонь об штанину. – Говори, чего надо, и дуй в город.
– Я… – Гордей замялся, поймав себя на мысли, что убить человека или сразить чудище в разы проще, чем упомянуть Соню в разговоре с посторонним. – Мне… нужен совет. Мужской.
– Так… – старик швырнул журнал на край стола и сцепил пальцы в замок. – Началось… Что же, я мог и догадаться, что в Диораму не из-за скидок бегаешь. Присядь.
Парень опустился на табурет с грацией ожившего манекена. Несмотря на внешнее спокойствие, закаленное годами лишений и тренировок, в его глазах таилось такое напряжение, что, казалось, еще немного и начнет прожигать стены взглядом.
– Дам тебе совет. Как мужчина. Как командир. И как шуховец. Берешь, – он выставил ладони перед собой, – вытаскиваешь из башки эту чушь и выкидываешь на хрен. А через год сходишься с дочкой доцента Рыженко, ей как раз восемнадцать стукнет.
– Но я не люблю ее. Соню люблю.
Гордей приготовился к полному разносу, какие порой получал и за менее серьезные проступки, но Яков не стал орать, брызгать слюной и громить кулаками стол. Он откинулся на спинку и расплылся в ехидной улыбке, став похожим на хитрого моржа.
– Не вопрос, люби кого хочешь. Сердцу, как известно не прикажешь. А детей наделаешь той, кому я велю. Нам нужен здоровый приплод, а не бездарные приживалы. Что умеет твоя Соня? Чему учат музейщики своих баб – раздвигать ноги и стирать обноски? Это и наши бабы умеют. А еще могут лечить, паять платы, варить под углом и много чего еще, так что и думать не смей об этой девке. Не хватало еще подцепить какую-нибудь дрянь. Впрочем, одну дрянь ты уже подцепил, – старик усмехнулся, – но от нее я вылечу мигом. В Диораму больше ни ногой. Это приказ, понял?
Гордей молчал дольше обычного, но наконец изрек:
– Так точно.
* * *
Идущий под уклон мост напоминал реку из блестящего металла. Странник не любил этот путь, предпочитал ходить понизу, через рынок, – слишком уж открытое место, да и солнце слепит, отражаясь от сотен окон и зеркал, но ничего не поделаешь – спешка.
На боку темно-вишневой малолитражки серели дырки от пуль, триплекс покрыла паутина трещин. Молодая женщина в деловом костюме как будто спала, откинувшись на водительское кресло. На изрешеченной блузке не было ни капельки крови – бедняга умерла задолго до того, как рядом кто-то устроил перестрелку. Позади в детском кресле сидел малыш в синем комбинезоне. Судя по пустышке во рту, он встретил смерть в спокойном сне, не проснувшись даже когда воздух рвал рев сирен и клаксонов.