– Оставь, – учитель протянул изогнутые ножны. – Возьми вот это.
Скопленное оборудование и опыт мастеров превратили стальной лом в полутораметровый скальпель, рассекающий кожу и плоть собственным весом, а в умелых руках шинкующий кости как капусту. Руки мужчины были умелыми.
– Твари должны дрожать. Это не месть. Это не казнь. Это знак. Предупреждение. Пусть запомнят его надолго.
– Так точно, – без намека на эмоции отчеканили в ответ.
– Приступай.
Когда вопли стихли, командир осмотрел комнату и кивнул. Пожалуй, старик впервые остался доволен результатом. Пол, стены, потолок – все в бурых брызгах, а посреди заваленного обрубками и требухой зала – оцепеневший ученик. Он сделал свою работу – сделал как надо – и замер, отключился, словно станок с ЧПУ по завершении программы. С кончика меча в лужу на паркете падала кровь – кап-кап-кап – и больше ни единого звука.
– Что чувствуешь? – спросил наставник.
– Вонь.
* * *
После разговора в оружейной Гордей ни разу не встретился с Соней, хотя чувства еще не угасли. Пройдет много лет, прежде чем костер в душе превратится в блеклые уголья, которые утонут в илистой мгле.
Он не боялся ничего, кроме гнева командира, и полностью порвать поводок не удалось до сих пор. Мужчина разучился мыслить и действовать без оглядки на мнение старика: что он скажет, если поступлю так? Как отнесется, когда сделаю этак? Вот и сейчас, меряя аллейку чеканным шагом, он с трудом понимал, зачем идет на рокот ветряков. Ему бы ничего не сделали, если бы послал гонцов куда подальше или вовсе перебил – не смогли бы, как бы ни старались, ведь из волчонка вырастили не волка, а волкодава. Уйдя полгода назад, Гордей не вернулся лишь потому, что Яков не велел, а отпустить столь ценный кадр пришлось по одной простой причине: он стал опасен для своих же.
* * *
Прошлой зимой шуховцы потеряли весь урожай. Какие-то уроды (какие именно, так и не выяснили, но пеняли на крейдеров) взорвали теплицу. Сперва думали, часовые прозевали врага и подпустили в упор. Яков так рассвирепел, что без суда и следствия приговорил парней к расстрелу. Слава богу, земля успела промерзнуть, и пока бедолаги долбили канавы, выяснилась страшная правда.
По зданию издали отработали из гранатометов, разом пустив три снаряда в стык стен – самое прочное и в то же время уязвимое место. Ферму обустроили в крытом бассейне, которому не хватило жалкого метра длины до олимпийского стандарта. И если старый корпус построили в пятидесятых с учетом реалий холодной войны, то новый (включая бассейн) – в конце девяностых, поэтому о прочности конструкции и речи не шло.