Выпрямляясь, прямо в глаза Туся посмотрела офицеру, чувствуя, как всю ее заполняет незнакомое доселе, огромное, новое ощущение; будто вдруг выросла она, выросла в Катерину, написанную крупными, каждый слог отдельно, буквами, твердо и величаво: Ка-те-ри-на.
— Если бы и знала, я не сказала бы вам! — ответила она громко, не отрывая взгляда от лица офицера.
Офицер чуть наклонился и сощуренно всмотрелся в Тусю.
— Почему же вы не сказали бы? Вы — тоже красная?
Туся кивнула головой.
— Да.
Полковница всплеснула руками:
— Господи Иисусе! Она с ума спятила?! Не верьте, не верьте ей, оговаривает себя, не в уме!..
— Вот оно что-о? — протянул офицер, кому-то весело подмигивая. — Кра-асная?! Но тогда я вас арестую.
А Туся, выпрямленная, уносилась в растущем восторге к неведомому новому; видела себя иной, видела себя Катериной, и Василий Петрович уже ей, равной, писал письма.
— Арестуйте! Я не боюсь!
— О-о, какая же вы храбрая! — улыбнулся офицер. — Обязательно арестую, на весь вечер… Поужинаем вместе, а?
Он сделал движение взять Тусю за подбородок.
Туся растерянно отодвинулась. Широко раскрытыми глазами посмотрела на офицера, на полковницу и на других… Все улыбались.
Засмеялся и офицер:
— Ну-у не бу-ду, не бу-ду, не хныкайте! Ах, вы… большевичка!! — покрутил он головой. — Значит, вы не знаете, куда скрылся этот мерзавец?
Комната опустела.
Туся как стояла посреди комнаты, так тут же и опустилась на пол и закрыла руками лицо в неслышном и безутешном плаче.