— Рваф! — поддакнул Керт, выбираясь из кустов с чем-то зеленым в пасти.
Подойдя ко мне, пес разжал челюсти, и лопух, представлявший собой импровизированную сумку, развернулся, являя несколько плетей вьюнка и выдранный с корнем куст капельника. Запах не врал! Трава пахла талой водой.
— Спасибо! — от души сказала я псу и чмокнула его в мокрый и влажный, а значит здоровый, нос.
Керт чихнул, отступил и, вернув себе человеческий облик, тяжело осел вниз, задумчиво бормоча под нос:
— Земля танцует, деревья кружатся, какие птицы большие полетели… нет, это рыба летит большая, цветами плюется, хвостом виляет…
— Бредит бедняга?! — озадачилась я, разбирая добычу.
— В Радильяре из симеграша готовят сонное зелье, снимающее боль и навевающее грезы, — удачно припомнил жрец.
— Кажется, если погрызть стебель, результат тот же будет, — справедливо оценил Кирт.
Он подхватил брата и под несмолкаюшее бормотание о летающих зверях отволок в шатер.
«Хороший у вас план, товарищ Жуков», — мысленно проводила я щитовиков фразой из старого анекдота и вернулась к разделке растительной добычи. Пока все свежее, надо сделать отвар и выпить. Если бурда, кроме нужного эффекта, какую-нибудь галлюциногенную побочку выдаст, как таблеточка диазолина, то пусть уж видения на ночь придутся и со сном смешаются. Хотя про такие последствия наставница Ким ничего не говорила. Возможно, другие компоненты сбора нейтрализуют глюк-эффект?
Глава 12
ПРЕВРАТНОСТИ ВЫБОРА
Утром Керт встал бодрым и ни о каких ночных фантазиях не вспоминал. Я, откушавшая горькой бурды для корректировки женского цикла, на видения и вовсе не жаловалась. Вышло как в анекдоте: мучают ли вас эротические сны? Почему мучают, я ими наслаждаюсь. Не знаю, какая из травок дала такой эффект, однако всю ночь мне снился тот самый обожаемый Кимеей шатен из книжки, периодически превращающийся в Шерифа. Был этот оборотень весьма жив и активен. Описывать дальнейшее, пожалуй, излишне.
Пока потягивалась, разминая залежавшееся тело, ни на что внимания не обращала. А как глазки продрала, заметила на бревне у разгорающегося костерка Филю. Радильярец смотрел вовсе не на огонь, а на меня, и с таким блаженным видом, что для признания высочества сбрендившим не хватало самой малости: сочащейся из уголка рта ниточки слюны.
— Чего? — Я свела брови и грозно нахмурилась. Ну ладно, грозно со светлыми бровками не получалось, но хоть какой-то эффект должен быть?
— Ты прекрасна, — протянул Фиилор и снова впал в оцепенение.
«Вот придурочный романтик!» — рассердилась я и, чтобы не наговорить мальчику разных непечатных слов, полезла к ручью умываться.