Он самый взрослый и умный. И еще — спокойный. И очень красивый.
Нужно немедленно вернуться и сделать то, чего не сделала, уходя — кинуться и расцеловать, а потом пусть дальше ворочает там свои аккумуляторы и насосы. Краем глаза увидела, как чуть изменилась зубчатая короткая тень от скал. Встала, сузив глаза и рукой подхватывая смятую куртку. Суя руку в карман, повернулась резко, метнув по скуле волосы. Слева, выше камня-яйца, маячила на фоне неба знакомая черная тень — треугольником капюшона.
— Что тебе надо? — заорала в бешенстве. Эхо кинулось, взмывая и отпрыгивая от скал, — что ты за мной ходишь? Побежала к тропе, быстро полезла вверх, на ходу вынимая ракетницу.
Сердце колотилось от ярости, губы кривились, в сухом горле будто насыпан мелкий песок. Новые ступеньки послушно ложились под уверенные подошвы. Вылетая из путаницы скал, Ника свернула влево, пробежала десяток шагов, уже видя — пусто. Исчез, ввинтился куда-то в россыпь камней, что были набросаны вокруг больших скал. Тяжело дыша, остановилась, оглядывая цветущую степь с редкими белыми деревцами, нагромождения скал по левую руку. И зацепившись глазами за непонятную помеху, медленно подошла, путая ноги в густой цветной траве. Среди старых обломков, что казалось, росли из земли вперемешку с травой, лежал мертвый баклан, расправив геральдические, четко прорисованные крылья и повернув набок обрубок шеи. Головы у птицы не было. Ника отступила и быстро пошла по тропе обратно к дому, изредка настороженно оглядываясь. Ракетницу держала в руке.
Голос у Марины был сильный, гулкий, будто не говорила, а дудела в трубу. И сама казалась Нике похожей на такую, свернутую тугой улиткой с широким раструбом — геликон, что ли, называется. Не потому что была скручена или толста, а так же — ладно собрана и бронзово уверена в своих действиях и словах. Коротко кивнув Фотию, Марина устремилась к дому, встала, твердо оглядывая фасад и уперев в бока крепкие ручки. Сверкнули очки в тонкой золотистой оправе.
— Михаил? Подойди и зафиксируй. Из-за угла вышел Мишаня, вздыхая, выудил из кармана мятых брюк новенький блокнот в кожаной блестящей обложке. Повесил над исписанным листом клювик авторучки.
— Каждый номер, — прогудела Марина, — необходимо отделить от соседнего полотняной гардиной. Это обеспечит отдыхающим личное пространство. И — уют! Последнее слово упало увесистой гирькой. Мишаня послушно закорябал ручкой. Кашлянул, и Марина оглянулась выжидательно.
— Мариночка, а ходить? Туда-сюда, как ходить, если гардины эти? Та закатила круглые глаза.