— Ой… После стояла, глядя сверху на его редкие волосы, когда встав на колени, собирал рассыпавшиеся карандаши, взяла поданный портфель и, не отпуская его горячей руки, прошептала:
— Спасибо… Он стал избегать ее. А она наоборот, попадалась ему на глаза, здоровалась, окликала. Спрашивала который час, вертя на запястье часики. И наконец, пришла к нему, когда в глазок увидела — жена повела дочку в садик. Встала у двери, нажимая кнопку звонка, вошла, говоря о каких-то уже забытых мелочах. Он понял, что все слова — предлог. Топчась в прихожей, сдавленно говорил:
— Олеся. Вы идите, идите домой, Олеся. Пожалуйста! Ей было почти четырнадцать, и он прятал руки за спину и это свое «пожалуйста» почти прокричал, будто умолял ее. Опустив руки, она распахнула глаза. Подошла вплотную.
— Вы меня гоните?.. Он молчал, и Ласочка медленно взялась за круглую дверную ручку. И тут он раскрыл руки и обнял ее, притиснул к себе, с каким-то стоном.
Ах, как жарко она позволила ему себя целовать, а он еле стоял, вцепившись в нее. Бедный задохлый старпер. Когда острота прошла, и ей надоело, Ласочка освободилась и открыла дверь, ступая в коридор
— Олеся, — шептал он быстро, не отпуская ее руки, — Олесенька, девочка, когда, где? Я… я…
Она улыбнулась и ушла домой. Упала на кровать, слушая, как гулко колотится сердце. С тех пор она ни разу не подошла к нему. Светленько улыбаясь, здоровалась издалека, глядя, как растерянное лицо покрывается багровым румянцем, а жена с недоумением подхватывает его локоть — споткнулся на ровном месте. Валяясь на кровати, смотрела в потолок, — когда была в их квартире, увидела — их спальня над ней.
Представляла, как он лежит, в своей дурацкой пижаме, как жена прижимается к нему. А потом, наверное, он стягивает свои полосатые штаны. И думает о ней, о Ласочке. Это тоже было остро. И после, когда сверху все чаще слышался шум ссор, она улыбалась, откидывала одеяло и, держа руку на лобке, прислушивалась, придумывая за них слова. Она жила, ходила в школу, и мальчики, да, конечно у нее были мальчики. Сосед стал курить. Выходил для этого на площадку, она слышала, как он топчется там и гремит жестянкой. Потому забегала на цыпочках, чтоб не спустился говорить с ней. Или наоборот, громко щебетала, ведя под руку Кристину. Самого красивого мальчика, десятиклассника Сережу Табачникова приводила в подъезд, и они часами сидели на подоконнике, целовались.
Наконец, ей повезло — сосед поднимался, и увидел, под тусклой лампочкой — она между сережиных расставленных колен, и его рука в вырезе кофточки. Поздоровалась серебристым голоском: