Ночью Ника проснулась, внезапно. И немного испугалась, увидев напротив окна неподвижную фигуру. Приподнялась на локте.
— Ты чего сидишь? Не выспишься. Фотий встал с табурета и сел рядом с ней. Глаза блестели в полумраке.
— Я просил тебя не шастать в степи. Почему не слушаешься?
— Я? — Ника села, откидываясь спиной к старому ковру, — ты о чем?
— Вероника, мне и без этого хватает забот. Я не могу еще бегать за тобой, пока вы с Пашкой занимаетесь всякими глупостями. Просил же! Ника сердито подобрала колени, дернула ногой, убирая ее из-под руки мужа. Ничего себе! Куда-то убегает ночами, приходит тайком, врет ей, и еще она виновата!
— Конечно. Я занимаюсь глупостями! Один ты у нас умный. Фотий — большая голова.
— Я серьезно!
— Я тоже серьезно. Чего разбудил, я спать хочу. Она снова легла, демонстративно отворачиваясь. Задержала дыхание, чтоб лучше слушать, что он там делает. Щелкнула зажигалка, раз-другой. И еще раз. Легонько стукнула о скатерть. И, заскрипев пружинами, подался матрас. Ее напряженной спины коснулись горячие губы. Ника, репетируя грозные слова про ночные отлучки, замерла и чуть придвинулась, чтоб ему было удобнее целовать лопатки.
— Уже… спишь?..
— Да…
— Совсем спишь?..
— Тут еще…
— Где?
— Где плечо…
— А шею?
— Там щекотно. Ой.
— Тихо! Лунный свет не доставал до кровати, и в темноте, не пытаясь увидеть, они плавно занимались друг другом, замолкая и вдруг что-то шепча одновременно.
— Ты что там бормочешь?
— Такая напасть — молодая жена, даже обругать не могу, как следует. Иди сюда. Вот так.
— Безобразие, таю, как пластилин. А поскандалить? Неудержимо улыбаясь, Ника с раскаянием подумала о Пашке, что спал за стеной, о его словах, про сказку, которая досталась двоим. И раскрыла губы навстречу поцелую. Успеет она поругаться и обидеться.
А сказка, она такая хрупкая. Нужно ее беречь. И двое мудрых лежали, тихо смеясь, вместе храня свою сказку, не зная, что этим делают ее крепче алмаза.
Август медленно убредал прочь, волоча последний свой день, как истертую жарой, выбеленную тряпку. Завтра по календарю осень. Ника повела плечами, ощущая спиной грозное движение небесных сверкающих гор, удобнее перехватила в руке шлепанцы и побрела дальше, не поднимая ног из нагретой воды. Шла по щиколотку в прибое, маленьком, еле заметном, казалось, тоже пришибленным невиданным штилем. Ниточка белой пены медленно натекала на влажный песок и отступала обратно, обессилев. Надо бы носить темные очки, но привыкнуть к ним Ника не могла, дужки давили за ушами и нос потел, так что чесалась переносица. Потому очки болтались на груди, зацепленные за пуговку старой рубашки. Хорошо, что дом в Ястребинке почти опустел. Детей повезли в школу.