— Вы сядьте, сядьте. Ой, да что ж это. Прям конец света какой!
— Мам, это ураган, — подсказал один из мальчиков, а другой возразил, толкая брата локтем, — дурак, это вовсе даже буря! И оба, раскрыв рты, уставились на Фотия, ожидая его слова.
— Веронику не видели, Люда? — спросил тот, а сердце уже нехорошо щемило. Женщина испуганно затрясла головой.
— Нет, Федор Леонидыч, я белье снимала, и тут началось, еле добежала вот внутрь. А через окно совсем не видать, что там. Она же в поселке.
— В поселке… и давно?
— Да как вы уехали, через полчасика и побежала. Сказала, вы, Люда, пару часиков последите, за воротами. А такая жара, я сказала, конечно, Вероничка, Сашу-Сережу все одно не пущу до полдника на пляж. Сказала, послежу. Да вы не волнуйтесь. Она ж, наверное, там.
Ливень кончится, и прибежит. Глаза у матери мальчиков были такие же темные, круглые, как у сыновей. Но никакой детской восторженности не было в испуганном взгляде. Фотий тяжело посмотрел на нее, и женщина нервно поправила на груди мокрый цветастый халатик. Он опустил голову, положил руку на стол и, барабаня пальцами, задумался. Ушла утром, сказала на пару часов. А сейчас уже два.
Шесть часов ее нету. Даже если бежала часа три тому, то до ливня успела бы. Значит, или торчит где в магазине, или на почте. Если застряла в поселке по каким делам. А какие дела? Обещала же вернуться. Или попала в самую круговерть? Началось все так быстро, накрыло в минуту… а вдруг она в это время купалась и уплыла далеко? Он встал, стряхивая с коротких волос обильные капли.
— Не надо так волноваться, — снова быстро сказала Люда и губы ее скривились, когда конец фразы утонул в треске. Свет замигал и погас.
Комнату затопили серые сумерки. И окно стало экраном, полным движения серых и белых извивов.
— Ничего не включайте. Люда, вы поняли? Не пытайтесь свет или чайник. Укройтесь одеялом, если к ночи не перестанет, то спать будет холодно. Двери открывайте пореже. И мальчиков не пускайте одних, в туалет.
— Да. Да-да, — закивала Люда, стискивая пальцы, — а вы что же? Куда?
— Я пойду берегом, до скал. Ивана попрошу, пусть посидит в холле, там телефон.
— Мы тоже хотим, — сообщил Саша, возясь на постели, — где телефон.
— И медвезилла, — добавил Сережа. Фотий коротко улыбнулся:
— Как Иван устанет, вы его смените. Выходя, вполголоса сказал расстроенной Люде:
— Я к тому времени уже вернусь. Не волнуйтесь.
— Вы уж вернитесь, Федор, без вас тут как ночевать? Если такое. Вытащенный из своего номера сонный Иван, волоча с собой полосатое одеяло, прошел за Фотием в сумрачный холл, зевая и ошарашенно поглядывая в окно, выслушал негромкие распоряжения. Положив трубку, в которой, на удивление, еще слышался тонкий ленивый гудок, Фотий приоткрыл двери и пробежав двор, вернулся на крыльцо, отомкнул двери и вошел в пустой и мрачный коридорчик. Найдя под вешалкой старые ботинки, натянул носки, крепко зашнуровал щиколотки. Надел и тщательно затянул на себе серебристую штормовку.