Рассматривая полки, читала новые ценники, что менялись чуть ли не каждый день. Иногда звонила мама и похоронным голосом пересказывала теленовости своими словами, перемежая пересказ охами и безнадежными пророчествами. Маму Ника успокаивала так, как саму ее успокаивал Фотий.
— Жизнь на потом не отложишь, Ника. Можно сесть в угол и закрыться руками. А можно что-то делать.
— А вдруг надо делать что-то другое? — в голове Ники крутились картинки очередей челноков с квадратными клетчатыми сумками, набитыми закупленной в магазинах мелочью — кипятильниками, утюгами, отвертками, которые они увозили в Турцию, меняя на кожаные куртки и дешевую обувь. То, что вся страна, казалось, кинулась в неловкий и нищенский бизнес, ее пугало больше, чем переделы границ и экономические программы, о которых вещали политики. Но Фотий пожимал широкими плечами, и жесткое лицо становилось каменным.
— Я всю свою первую жизнь мечтал об этой. Настоящей. Не мне кидаться в суету. Если мы все это переживем, Никуся, сама будешь удивляться — о, как оно было.
— А если… не переживем? — в такие моменты она чувствовала себя собственной мамой, но так страшно было — вдруг их мечта рассыплется, ведь, казалось, все против, растущие цены, полная беззащитность перед набирающим силу рэкетом.
— Что ж. Тогда поселимся в Низовом, в маленьком домишке, я буду рыбачить, а ты — кормить кур во дворе и сажать помидоры. Нормальная такая жена декабриста. А море никто ж не отменит. И степь. Потом ты, конечно, удерешь от старого Фотия, к себе в Южноморск, будешь с девочками по ресторанам гулять и найдешь себе нормального, успешного бизнесмена. Может, уедете с Женькой за границу. Улыбался, но смотрел серьезно. И она так же серьезно честно обдумала их запасное будущее. Кивнула.
— Моя мечта, помнишь? Она все еще в силе. А для нее бизнесмены не нужны. Ладно, посажу я тебе помидоры. Как жена декабриста. Забавным оказалось то, что Нину Петровну эта страховка вполне успокоила.
— Помидоры, — задумчиво проговорила она, когда Ника в отчаянии посулила ей жизнь в поселке, если «вот это все потратим и съедим, Веронка, и учти — больше у нас ничего нету», — огород… Веронка, мы, хотя бы, не умрем с голоду, это хорошо. Мне тут соседка Наташа обещала новый сорт картофеля, называется «синие глазки», прекрасный картофель, только с виду страшненький, но зато не зеленеет, и до самой весны вкусный. А молоко? Веронка, там у людей, наверное же, есть коровы?
— И козы, мам, — Нике стало смешно и одновременно грустно. Нина Петровна в больших сапогах и старой фуфайке гонит хворостиной стадо гусей, а те шипят, вытягивая змеиные шеи…