— Я серьезно. Ты мне нравишься. Муж твой не даст пообщаться, я сам мужик, понимаю. Но если надо будет, или просто захочешь увидеться, телефон запишу. Вот, возьми. Городская квартира. Звони. Твой номер просить не буду, чтоб не смущать звонками. И не думай, я не босяк, универ закончил, причем сам, нормальный честный диплом на стенке дома висит, маму-папу радует. А то, что сегодня тебя попугал немного, ну прости. Среда, в которой варюсь, она гнилая, действует.
— А ты не варись в такой.
— Жизнь заставила. Беги, Вероника. Спасибо, что покаталась со мной. На красивом, свежем и полном жизни лице бродила задумчивая улыбка.
Одна рука лежала на изгибе руля, другая на колене, обтянутом темной джинсой. Ника подумала и кивнула. Выбралась из машины и пошла к подьезду, слушая спиной, как зарычал мотор. Через решетчатое стекло из темноты посмотрела, как фары прочертили исполосованный снег на дорожке, мелькнули красные огоньки. Подошла к двери квартиры и встала, утыкаясь лбом в пухлую обивку.
Счастье накрыло ее. Она дома! Ничего не произошло. Все кончилось.
Счастье… Тенькнул звонок, и дверь распахнулась практически сразу. Мама отступила, держа у горла воротник старой кофты. Глаза в полутьме прихожей казались черными и очень большими.
— Вероника…
— Женька? — Ника ступила в прихожую, оседая на слабых ногах. Мама затрясла головой.
— Нет. Нет, все с ним, в порядке с ним все. Звонил Паша. Пропала Марьяна. Вероника, и еще. Он сказал, отец уехал, искать. И нет его.
Уже сутки. А… А… должен был, вернуться. И телефон там не работал. А то бы раньше…
Выпрямляясь, Ника потянула с плеча сумочку, аккуратно поставила ее на тумбу в прихожей. В голове крутилось бессмысленное. Соломка. Соломка-соломка.
— Мам, ты не волнуйся, не надо так волноваться. Он сильный, умный.
Он знает. Знает он… он же знает…
— Вероника, — мама схватила ее за плечи, встряхивая, — не надо так! Подожди.
— Он… да ничего с ним. Не может с ним ничего! Случиться!
Наверное, он сейчас… Через плечо матери упорно смотрела на телефон и говорила, обращаясь к нему, а сама недоуменно думала — какая соломка, причем тут…
— Мы сейчас позвоним. Да, Вероника? Мы позвоним. В милицию. Ноль два. Нет, три. Нина Петровна отпустила плечи Ники и заплакала. Вытерла щеки руками, как ребенок.
— К-куда? Номер какой?
— Какой номер? — механически спросила Ника, все так же глядя на телефон. Вдруг вспомнила, как бежала за хромающей Марьяной, запихивала в карман куртки вязаную шапку. Еще открывала ворота, пока Фотий усаживал девочку и выводил машину из гаража. Лишь бы что-то делать. Потом стояла над замерзающей Ласочкой. И думала — знаю, как быть с утопающим, и как с тем, кто отравился. А что делать в мороз?