Темнела треугольником капюшона. Глядя на Нику своей неразличимой чернотой, фигура вдруг подняла руки, разводя их, как некий сумеречный христос. И в ответ на жест снизу раздался удивленный вопль, смешанный с радостным лаем:
— Гляди! На крыше!
Ника крепче уцепилась за железяку, с ненавистью глядя на черную фигуру. На глаза набегали слезы. Теперь ее точно поймают. Резко заныла шея, и она, отводя затуманенные глаза, вдруг придушенно вскрикнула — за плечи ее схватили мужские руки.
— Так, — сказал, наклоняясь и бережно вздергивая ее, — ну-ка…
— Фотий, — не веря, шмыгала изо всех сил, в надежде, что слезы из глаз исчезнут.
— Дойдешь?
— Д-да… Он плавно шел вперед, чуть пригнувшись, касался ее пальцев своей рукой, отведенной за спину.
— Не торопись.
— Собака там.
— Уже все. Она открыла рот, когда, подпрыгнув, исчез за краем черной дощатой коробки. И тут же сверху протянулись его руки, она вцепилась, и поднялась, скользя подошвами по старым доскам, повалилась на плоскую небольшую крышу. Он лежал рядом и, быстро повернувшись к нему, Ника дрожащей рукой ощупала короткие волосы, лоб, прошлась по носу.
Ахнула — из-за опухшей скулы глянул блестящей щелкой глаз.
— Шла там! По крыше, — доказывал внизу охранник, и Цезарь солидно подтверждал слова своим «гав-гав»…
— Я спущусь, и спрыгнешь. Поймаю.
— Да, — согласилась, не раздумывая. Быстро и плавно сел, согнулся, и снова исчез, будто канул за край.
Ника подползла, со страхом заглядывая вниз, где между частых тонких ветвей шла гладкая стенка без лестницы и уступов.
— Готова? — приглушенный голос донесся не от стены, а чуть дальше, и рядом с Никой медленно легла на крышу толстая ветка, цепляя волосы сухими корявыми пальцами. Стараясь не смотреть вниз, где ужасно далеко мертво светила плитка, перекрытая черной путаницей, она развернулась и, оседлав ветку, поползла, чувствуя, как задирается свитер, и прутья скребут голый живот. Все качалось, и Ника качалась тоже, с ужасом думая — вот сейчас перевернусь и повисну, как ленивец.
— Не налегай, — Фотий поймал ее ногу и поставил в зыбкую развилку, — поворачивайся. С трудом уместив вторую подошву рядом с первой, она качнулась, цепляясь за него дрожащими руками.
— Уже все, — успокоил, отрывая ее от себя, — сюда.
— Где ж все? — она ставила ногу ниже, следуя за ним, другую. У самого ствола, где развилки были широкими, и уже ничего не качалось, Фотий переполз на другую сторону дерева, шагнул по широкой каменной кромке, держась за ветки и пригибая голову. И снова исчез, на этот раз за краем забора. Ника, копируя его движения, перебралась с ветки на камень. Села попой на забор, свешивая ноги. И, вытягивая руки вниз, ухнула в его — протянутые навстречу. Сгибаясь, он быстро ощупал ее плечи и бока.