Море колыхалось, будто дыша, качало себя вверх и вниз, почти не выплескиваясь на гальку. И было зеленым, как полированные камушки в маминых бусах. Малахит, индийский малахит, вспомнила Ленка. Только тут — живой и его целое море, до самого горизонта, отчерченного яркой плавленой каемкой.
Валик не пошел на пляж, махнул рукой вдоль узкого тротуарчика, над которым карабкались по крутизне сосенки и розовые кусты вперемешку. И между ними — белые каменные лесенки с игрушечными кегельными перильцами.
— Наверх сейчас.
Ленка дернула плечами под вишневым пальто, таким ночью уютным, а вот снова спина под ним нагревается и подмышками уже мокро. И застучала каблуками по ступенечкам, недоумевая, куда они несутся по Семачкиному выражению «сосранья».
Через несколько поворотиков, с кукольными площадочками и клумбочками, лестница выпрямилась и понеслась вверх ровной стрелой. И взбегая по ней, Ленка спотыкалась, цепляясь рукой за мокрые перила, и оглядываясь. Потому что внизу, над верхушками растущих по склону сосенок, открывался вид. На дома, извилину шоссе за деревьями, на длинный серый отсюда пляж, и на чашу, полную моря цвета индийского малахита. А сбоку громоздился черным драконом горный хребет, на самой макушке которого сидели легкие облака цвета нежного пламени, алые с розовым.
— Не свались! — Валик закашлялся, хватаясь за грудь, и тут же засмеялся, выбегая на смотровую площадку, согнулся, продышиваясь. И встал, показывая Ленке на место рядышком.
— Вот… тут вот… сюда сдвинься.
Она с беспокойством слушала хриплое дыхание, но он глянул остро, сводя брови на тонком лице, и она поспешно отвернулась, сделала шаг в сторону, чтоб встать, где сказал.
И вцепилась пальцами в корявое железо старого поручня.
Из моря, из самой его середины вставало солнце, показывало сначала каленую скобочку, еще багровую, но с каждой медленной секундой алеющую до цвета спокойного пламени — уже горит, но еще можно смотреть, не щурясь и не моргая. Потом скобочка превратилась в четвертушку, сделалась половинкой и медленно, неостановимо превращалась в красный, четко очерченный круг, соединенный с блеском воды дрожащим языком, будто та не хотела его отпускать. Но пришлось. Между водой и солнцем открылось узкое пространство. Широкая солнечная дорога стелилась от края воды к самому берегу. И вокруг все уже сверкало, кололо глаза стеклянным граненым блеском.
— А… — сказала Ленка, поворачивая лицо к дальнему краю бухты.
— Да, — гордо согласился Валик, берясь за поручень обеими руками.
Там, за плавными золотыми холмами улегся, окуная в море неровную голову, еще один дракон. Длинный, с гребнистой узкой спиной. Темный, почти черный, но будто припыленный чем-то серебряным, такого странного, непонятного и незнакомого цвета, и казалось Ленке — сейчас повернется.